Рынок. Рабы. Цепи. Лёху стошнило. Желчь и остатки вчерашнего ужина смешались с грязью. Это не сон. Это ад. Настоящий, вонючий, холодный ад.
Его подняли, грубо дергая за цепи. Он шатался, ноги не слушались. Вывели из темного сарая или подвала на свет. Слепящий, но холодный свет двух мутных солнц на свинцовом небе. Он впервые увидел мир, в который попал.
Грязь. Она была везде. Улица, больше похожая на колею от телег, наполненную зловонной жижей. Площадь, окруженная убогими, покосившимися зданиями из темного камня и гнилого дерева. И люди. Толпы. Но не городская суета. Здесь царила атмосфера отчаяния и жестокости. Крестьяне в рванье с пустыми глазами. Торговцы, кричащие хриплыми голосами над жалкими развалами гнилых овощей и тухлого мяса. И рабы. Десятки, сотни рабов. На шеях – железные ошейники, на руках и ногах – цепи. Их гнали кнутами, как скот. Некоторые были изуродованы – без глаз, с клеймами на лицах, с культями вместо рук. Один старик, споткнувшись, упал в грязь. Надсмотрщик не стал его поднимать – просто ударил дубиной по голове. Хруст кости был отчетливо слышен даже в общем гаме. Тело старика дернулось и затихло. Его просто отволокли за ноги к краю площади и бросили в зловонную канаву. Никто не обратил внимания.
Лёху охватил леденящий ужас. Это не кино. Не игра. Здесь смерть была обыденностью, а человек в цепях – не больше, чем говорящая скотина.
Его втолкнули в ряд с другими «товаром». Стоял он, дрожа от холода, страха и ярости, чувствуя, как грязь засыхает на коже коркой. Надсмотрщики ходили вдоль шеренги, оглаживая плети.
«Рот закрыть! Голову выше, мразь! Тебя покупать будут, а не дерьмо копать!»
Покупатели начали подходить. Разные. Богатые купцы в бархате, с презрением разглядывающие «живой товар». Офицеры городской стражи, ищущие пушечное мясо. И… аристократы? Лёха видел пару человек в дорогих, хоть и слегка поношенных плащах, с холодными, надменными лицами. Они почти не смотрели на рабов, разговаривая между собой.
Один из них, мужчина средних лет с лицом бухгалтера и жесткими глазами, остановился напротив Лёхи. Управляющий. Лёха почувствовал это инстинктивно.
«Ну-ка, повернись», – буркнул надсмотрщик, толкая Лёху в спину.
Управляющий – его звали Грот, как Лёха позже узнал – осматривал его, как лошадь на конюшне. Без тени человеческого интереса.