– Алексей… – начал он, но не договорил.
Монитор мигнул. 99,8%.
– Это полное погружение, – прошептала Елена, её голос дрожал. – Её мозг уже не отличит сон от реальности. Разбудишь – сломаешь.
Гавриил посмотрел на Аню, её бледное лицо, её слабое дыхание.
– У нас мало времени, – сказал Гавриил, его голос был стальным. – Второй раз я такой ошибки не допущу. Быстро готовим её к перевозке в нашу лабораторию! Счёт идёт на часы!
Елена замерла, её глаза расширились. «Гавриил, нет… – начала она, но он перебил.
– Лена, звони нашим. Пусть собирают группу и готовят его!»
– Его? – Елена задохнулась, её голос был полон ужаса. Она знала, о чём он говорит. Капсула, которую Гавриил восстановил в их лаборатории. Из студенческих опытов с Барго.
– Нет! – крикнула она, её пальцы впились в его руку. – Ты не можешь туда вернуться!
– Да, Лена, да! – твёрдо сказал Гавриил, его глаза горели. – Я иду за ней. Я не оставлю её там.
5. Мир Грёз и реальность
Где-то далеко, в Мире Грёз, Аня стояла среди руин старого города. Камни, покрытые мхом, возвышались вокруг, как скелеты. Небо было чёрным, но звёзды сияли, как осколки стекла. Она плакала, её руки дрожали, она не знала, где она. Её волосы, ещё светлые, касались плеч. Она слышала шёпот – голос, зовущий её. Она не знала, кто это. Но она пошла.
А в реальности её сердце замедлило ход. Монитор мигнул. 99,7%.
День 1: Порог пустоты
1. Дневник Барго
«Гавриил, ты всегда искал правду, но правда – это бездна. Я не убийца, я – проводник. Аня – ключ к новому миру, где нет боли, где мы могли бы стать богами. Ты можешь остановить меня, но не её. Она уже там, в мире грёз, и её свет затмит звёзды. Сартр говорил: "Человек обречён быть свободным". Она свободна. А ты? Спаси её тело. Я подожду.»
А.А.
2. Больница: серая реальность
Больница имени Лобачевского возвышалась на окраине города, как бетонный монстр, проглотивший надежду. Её серые стены, покрытые трещинами и пятнами ржавчины, отражали холодное небо, а окна, забранные решётками, смотрели на мир пустыми глазами. Внутри пахло дезинфекцией, сыростью и чем-то металлическим, как будто воздух был пропитан кровью старых операций. Коридоры, выложенные потрескавшейся плиткой, тянулись бесконечно, их освещали тусклые лампы, мигающие, как предсмертные судороги. Где-то вдали гудел лифт, его скрип напоминал стон умирающего зверя.