Темников бросил на неё скептический взгляд, но промолчал. Он осторожно осветил фонарём страницы книги.
– Это какой-то рукописный текст, – сказал он, наклоняясь ближе, но не касаясь книги. – Похоже на смесь церковнославянского и… я не знаю, может быть, латыни? И много странных символов.
– Гримуар, – сказал Жэка, удивив всех своими познаниями. – Книга магических формул и заклинаний. Судя по символам – чёрная магия, связанная с управлением душами умерших.
– Откуда ты знаешь? – спросил Темников.
Жэка смущённо пожал плечами:
– Увлекался в юности. Читал всякое. После аварии… после комы… стало ещё интереснее.
Мария всё это время стояла, не отрывая взгляда от книги. Её лицо было бледным, глаза – расширенными, словно она видела нечто, недоступное остальным.
– Их души привязаны к книге, – наконец сказала она. – Рудаков использовал её, чтобы создать… как бы это сказать… энергетический контур. Детские души питают его своей энергией вечной боли и страдания, а он в свою очередь поддерживает механизмы фабрики, делая их более эффективными.
– Ну, если так, то не очень-то сработало, – заметил Темников. – Фабрика закрылась, а сам Рудаков умер в нищете.
– Потому что он нарушил правила игры, – тихо сказала Ольга. – В таких ритуалах всегда есть условия, которые нужно строго соблюдать. Он, вероятно, что-то сделал не так. Но души всё равно остались привязанными к месту и к книге.
– И что нам теперь делать? – спросил Жэка. – Как освободить их?
Все посмотрели на Марию, словно именно она должна была знать ответ. И, к своему удивлению, она действительно знала:
– Нужно завершить ритуал, – сказала Мария, её голос звучал странно отстранённо. – Но не так, как хотел Рудаков. Не для привязывания душ, а для их освобождения.
– И как это сделать? – спросил Темников.
– Мы должны… – начала Мария, но не закончила.
В этот момент по комнате прошёл ледяной вихрь, загасивший фонарь Темникова. Они оказались в полной темноте, но лишь на мгновение. Затем свечи на столе загорелись сами собой, наполняя помещение мерцающим желтоватым светом.
А в дверях комнаты теперь стоял не один призрак, а множество детских фигур в старой одежде. Их бледные лица были обращены к четвёрке взрослых, глаза – полны невыразимой печали и надежды.
Вперёд выступила Лиза, её полупрозрачная фигурка мерцала в колеблющемся свете свечей. Она подняла руку, указывая на книгу, затем на Марию, словно предлагая ей взять гримуар.