Лейтенант Берёзкин вытянулся перед столом директора института.
– Здесь только что произошёл разговор – вы его помните. Он был вызван сложившейся обстановкой и условиями необычными. Забудем этот разговор, хорошо?
– Товарищ директор, я всё понимаю. За добродетель, которую вы совершили, будем всю жизнь вам благодарны, – ответил лейтенант.
– Это хорошо. Делаю всё, что могу. Вы, кажется, работали у нас?
– Так точно! В вашу бытность почти год.
– Не обижайте уже обиженного негодяями человека.
– Ну что вы! Конечно же, согреем.
– Великодушие – благородно. Ужасна жестокость, – подчёркивал директор, не отводя испытующих глаз от командира.
– Если нужна будет ей жилплощадь, пусть приходит. – Он встал, слегка наклонился вперёд, тихо добавил. – Благодарю вас, что вы так хорошо понимаете меня, как понимаю я вас.
Лейтенант поблагодарил директора, с достоинством повернулся кругом, вышел.
Благородству директора не следует завидовать. Стать ему таким помогло не только великодушие среды, воспитавшей его, но и жизнь преподала урок. После убийства Кирова, он попадал в лапы ГПУ, и чудом невиновный человек выпутался из таких же страшных тенет, какими спутывались тысячи органами НКВД.
Спустя восемнадцать месяцев Галину Весенину найдёт во Владивостоке извещение из лагеря «Покрышкин» Магаданской области, где будет коротко указано: «Весенин Олег Васильевич рождения 1905 года был осуждён по статье 58 п. 7 «За вредительство» Уголовного кодекса РСФСР к пятнадцати годам исправительно-трудовых лагерей. Отбывая наказание в лагере «Покрышкин», 2 ноября 1938 года умер. Диагноз: нетипичная пневмония».
ЖИЗНЬ ТЮРЕМЩИКОВ
Наступил август 1937 года. В камере № 17 появились шесть человек новеньких. Выпустили на волю бывшего политрука тылов Полищука. Переведены в общие камеры осуждённые Шевцов, Крижжановский, Пидопрыгора и Недюжий. Недюжему дали три года высылки в отдалённые районы страны с правом работать на спецобъектах. Он оказался таким же несчастным человеком, как и осуждённые на длительные сроки заключения.
В те временя высылка по постановлению тройки по существу заменяла пожизненное тюремное заключение. По окончании трёх лет комиссия, как правило, продлевала срок ещё на столько же, затем ещё, и так три года превращались в бесконечность, пока человек не умирал.
В те жестокие времена в тюрьмах был установлен строжайший режим. От заключённых тщательно скрывались тюремные и гражданские новости. Даже крохотные кусочки газет отбирались и уничтожались, только бы подследственные не читали и не знали, что делается в стране. Отбирались кусочки карандашей и писчей бумаги, чтобы никто никуда не писал. И всё же заключённые много знали, особенно хорошо была поставлена информация о тюремной жизни.