– Иди к черту, – сказал я.
Вечером в полковой столовой я сидел рядом с капелланом. Его расстроило и даже как будто оскорбило, что я не посетил Абруцци. А он отписал обо мне отцу, и к моему приезду готовились. Меня это тоже расстроило, а что еще хуже – я не мог понять, почему все-таки не поехал, хотя собирался, только сначала одно, потом другое, и… Я попытался это объяснить, и в конце концов капеллан понял, что я правда хотел поехать, но не смог, и мы почти помирились. Я выпил много вина, а потом еще кофе и стреги, и в пьяном порыве философствования рассуждал, что мы не всегда – точнее никогда – не поступаем так, как хотим.
Вокруг нас в это время шел спор. Я правда хотел съездить в Абруцци. Но я не поехал туда, где дороги сковало льдом, будто железом, где было ясно, холодно и сухо, где снег как рассыпчатая крупа, и в нем заячьи тропки, и местные землепашцы снимают перед тобой шапки, зовут господином и водится много зверя. Вместо всего этого я поехал туда, где прокуренные кафе и по ночам комната вращается так, что нужно посмотреть на стену, чтобы все остановилось, и пьяные ночи в постели, когда ты понимаешь, что больше ничего нет, и так странно и трепетно просыпаться утром, не зная, кто рядом с тобой, и мир в темноте такой нереальный и такой притягательный, что ты начинаешь все по новой, ни о чем не думая и ни о чем не заботясь, зная, что есть только ночь, и все, и все, а остальное – тлен. И вдруг ты задумываешься и засыпаешь, и просыпаешься с этим утром – а все, что было, исчезло, и все вокруг четкое, и твердое, и ясное, и иногда споры за плату. А иногда все еще тепло, и нежно, и приятно, и завтрак, и обед. А иногда ничего приятного не осталось, и поскорее бы выскочить на улицу, но на следующий день опять то же, и на следующую ночь. Я пытался рассказать о тех ночах и о том, в чем разница между ночью и днем, и почему ночью лучше, чем днем, если только день не ясный и не морозный, но никак не мог объяснить… и сейчас не могу. Если с вами такое было, вы поймете. У капеллана такого не было, но он понял, что я правда хотел поехать в Абруцци, но не смог, и мы остались друзьями, во многом схожие и притом совершенно разные. Он всегда знал то, чего я не знал и что вечно забывал, едва узнав. Я понял это лишь позднее, а тогда не понимал.