– Жолли2, ты вернулся? Черт меня дери, только один человек во всей армии герцога способен проявлять вежливость по отношению к самой последней шлюхе! И это ты, Клод-Франсуа. Садись скорее! Ты, верно, успел проголодаться? Хозяин готовит нам рагу из говядины. Он, правда, не ручается, что мясо не старовато, зато отвечает за его съедобность, причем собственной головой.
Тут Шарлемань, прозванный в армии так за внушительную благообразную внешность, необычайно высокий рост и недюжинную силу, смел со стола все, что на нем находилось, не исключая и головы уснувшего Фавра. Бедняга свалился на грязный камышовый пол и растянулся там, продолжая слегка похрапывать. Жилистый и худой Колен Гомер, по прозвищу Гнус, успевший подхватить другой кувшин, протянул его мне. Я сделал несколько глотков кисловато-терпкой жидкости, сообразив, что пью сидр.
– Да, брат, – заметив, что я недовольно поморщился, грустно сообщил Гнус. – Вино закончилось. И была его тут самая малость – едва-едва утолить первую жажду трем усталым путникам. Вот и приходится нам, как распоследним мужланам, пить эту гадость.
Гнус раньше был послушником в монастыре и сохранил от тех лет некоторую велеречивость в разговоре.
– Эй, хозяин! – закричал Шарлемань. – Ты скоро? Бегом тащи жратву сюда. И не забудь свое пойло! В нём стоило тебя утопить. Да не водой же запивать добрую еду?
На кухне громче загремели посудой.
Ну как – обратился он ко мне. – Нашел лодку?
– Нашел, – отвечал я.
– Когда отчалишь?
– Вот прямо сейчас. Пожитки заберу и в путь.
– Сначала закуси с нами. Не дело пускаться в путь на голодный желудок, – он непритворно вздохнул. – Плохо, брат. Скучно без тебя будет.
– Ничего, ты найдешь способ повеселиться, – утешил я его.
– И то правда, мы с Гнусом и Фавром всегда найдем себе дельце, – он весело захохотал.
– Ладно, поезжай. И не забудь прислать весточку, коли что случится.
– Может, тебе нужна помощь против этого грызуна? – вмешался Гнус. – Терпеть не могу этих тварей, что обирают добрый народ, а сами даже не солдаты.
– Зачем? Сам справлюсь.
Шарлемань внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я знал, что моего решения путешествовать дальше в одиночку он не одобрял. Даже считал большой глупостью. Лишь разница в положении не позволяла ему высказать мне это без обиняков.