Но к вечеру все изменилось.
– Мне нужно позвонить, – предупредил Эмиль.
Он принес на кухню все сумки, дав мне добро сделать выпечку к столу, и сел на диван спиной ко мне. Плечи его были напряжены.
– Привет, малой. С днем рождения.
Стало ясно: звонил брату. Но разговор был коротким и лишенным тепла – Эмиль холодно пообещал, что скоро приедет, и попрощался, отключив телефон.
Он тяжело поднялся с дивана.
– София, к восьми вечера принесут еду из ресторана. Я позаботился об этом. Много не готовь.
– А ты куда?
Эмиль не ответил. Подошел к окну за моей спиной и молча стоял минут пять.
– Снегопад не прекращается. – Я развернулась к нему. – Уже машины почти не видно.
– Последний раз так мело четырнадцать лет назад.
Эмиль повернулся и неожиданно погладил меня по щеке. Я затаила дыхание, выдерживая его пронзительный взгляд.
– Грех такой девочке достаться какому-нибудь уроду.
Эмиль ушел, а перед этим – поцеловал меня в висок. Я коснулась того места, что еще горело от его прикосновения.
Одернув себя, вернулась на кухню. Приготовление выпечки заняло несколько часов, и в конце по всему номеру витал вкусный аромат. Вскоре к нему примешался дым никотина. Я сразу почувствовала его – он сочился сквозь дверь, за которой находился Эмиль.
– Эмиль? – осторожно позвала я.
Он не откликнулся. Набравшись смелости, я дернула дверь его спальни на себя.
Эмиль курил прямо в спальне, лежа на кровати. Не моргая, смотрел на потолок.
– Что ты делаешь? – возмутилась я.
– Выйди.
Тихий приказ. Хриплый. Пугающий.
Эмиль затянулся. Из его рта выходили клубы дыма. Красиво, но слишком чуждо для меня. Что с ним случилось?
– Не уйду, – ответила твердо.
Я распахнула окна, впуская в спальню морозный свежий воздух. И резко отдернула шторы, чтобы воздух сменял дым сигарет.
– Ты мне последние рубашки отдал? Или почему ты раздет? – Я прикипела взглядом к его обнаженной груди.
– София, лучше уйди. По-хорошему, – глухое предупреждение.
– По-плохому силой вытащишь?
– По-плохому кое-что другое сделаю.
Не просто слова – обещание.
Я замерла, разглядывая Эмиля. В правой руке сигарета, на белой простыне – пепельница. Алкоголя нет. Эмиль им не злоупотребляет, и это радовало.
– Что-то случилось?
– Я забыл, что не люблю тридцать первое декабря, – хмыкнул Эмиль. – А сейчас вспомнил.
Я поежилась. Морозный воздух постепенно заполнял пространство, а Эмиль не одет. Я взяла плед, он лежал рядом, и укрыла его обнаженный торс. Опустив глаза, напоролась взглядом на металлическую пряжку ремня.