Я тяжело задышала под его темнеющим взглядом.
– Я не лгу. Любое действие. Любая правда. Давай сыграем, я прошу.
– Валяй.
Он все же взял сигарету и вновь закурил. Я поежилась: в спальне становилось холодно.
– Правда или действие?
– Примитивно. У меня на родине играют иначе. – Эмиль скривился.
– Как же? – удивилась я.
– Выбирай сама, что ты хочешь загадать другому игроку.
Я села поудобнее. Эмиль не сводил с меня взгляда, и я была рада увидеть в его глазах не ту пустоту, с которой он смотрел в потолок.
– Хорошо… Тогда хочу правду. Какая у тебя фамилия?
– Романо. Это фамилия моих предков.
– Ого. Эмиль Романо… – произнесла я. – Очень красиво.
– Ты невинна?
– Что?
– Выбираю правду, – напомнил Эмиль. – Ты невинна?
Он не изменял себе. С чего я вообще взяла, что его будут интересовать нормальные вопросы?
Я застыла в смятении.
– Ты обещала не лгать, – предупредил Эмиль.
– Да. Мой ответ – да.
– Я так и думал. – Губы Эмиля растянулись в усмешке.
Жар разнесся по щекам подобно бешеному огню. Я прижала холодные ладони к горячей коже, остужая пыл. Эмиль рассмеялся, собственнически положив ладонь мне на колено, и велел:
– Давай дальше, девочка. Игра мне по нраву.
– У меня снова вопрос. Где ты живешь? То есть… после Нового года ты снова улетишь в Италию?
– Да.
– И больше не вернешься?
– Это уже другой вопрос.
Я запнулась, опустив взгляд.
– Вопрос. Чем ты занимаешься, София?
– Учусь на психолога, но еще увлекаюсь дизайном. У меня мама много лет в этом бизнесе.
– А отец?
– Это уже другой вопрос, – повторила я его с его интонацией.
Эмиль ухмыльнулся и снова уставился в потолок. Затянулся сигаретой и шумно выдохнул. И… глаза его снова потухли.
– У меня вопрос. – Голос предательски дрогнул. – Расскажи, что случилось с твоей мамой. Это как-то связано с тем, что ты не любишь этот праздник?
Эмиль замер. Не моргая. А когда выпустил дым, сквозь зубы предупредил:
– София…
– Не надо. Не угрожай мне снова. Мы обещали не лгать и говорить правду.
За то время, что Эмиль безжизненно молчал, я пожалела о вопросе сотню раз. Не надо было трогать больное. Я не имела права.
Но Эмиль уже начал отвечать:
– Она умерла, когда нам с Ясмин было около десяти. Ее жизнь… сократили.
Бах-бах.
Мое сердце сжалось.
– Ясмин – это твоя сестра?
– Да. Она наш с отцом свет.
Эмиль говорил о сестре тепло. С любовью. У меня было много братьев, но между нами не было тепла. Они осваивали отцовский бизнес и с каждым годом все больше покрывались панцирем равнодушия и холода.