– Брак? – тихо позвал Гренн. Он не видел момента убийства, заслоненный кустами. Он слышал только треск и глухой стук падающего тела. – Брак! Отзовись, дурак!Он осторожно двинулся к месту, где исчез его напарник. Лук был по-прежнему наготове. Флора не ждала. Боль, страх, отвращение к тому, что она только что сделала, к тому, чем она становилась, подхлестнули ее. Она вскочила и бросилась бежать вглубь чащи, не разбирая дороги, не думая ни о чем, кроме как уйти подальше от этого места, от трупа, от охотника, от самой себя. Ее ноги, подгоняемые адреналином и ужасом, сами находили путь.
– Стой! Чудовище! Я тебя найду! – яростный крик Гренна прокатился за ее спиной, но быстро затерялся в густых звуках пробуждающегося от шума Леса. Она бежала. Сквозь папоротники, через ручьи, под низко нависшими ветвями. Холод, исходивший от Веспера, теперь казался ничтожным по сравнению с ледяным ужасом, сковавшим ее сердце. Она убила человека. Своей проклятой рукой. Шипами, что выросли из ее плоти, как из ветки. Лес вокруг нее зашумел громче. Ветви скрипели, листья шелестели с угрожающей интонацией. Она чувствовала их взгляды – древних деревьев, кустарников, даже мхов. Они видели. Они знали. Она была их частью. И частью голода Древа. Жертвой и орудием одновременно. Флора споткнулась о корень и упала на колени, судорожно глотая воздух. Слезы жгли глаза, но она не дала им пролиться. Она подняла свою проклятую руку перед лицом. Трещина казалась глубже, шире. Древесина под ней была теплой, почти живой. Она сжала кулак, чувствуя, как шипы под кожей снова напряглись, готовые к выбросу. Кто она теперь? Человек? Чудовище? Или просто… шип Древа Желаний, растущий на теле умирающего мира?Холодный шрам Веспера в ее душе сжался, как кулак. Он чувствовал это. Чувствовал всплеск магии, крови, страха. Он был уже очень близко. Охота только начиналась.
Глава 3: Клетка и Корень
Солнце, пробивавшееся сквозь щели в дощатых стенах сарая, пылинками висело в спертом воздухе. Каждая пылинка казалась Флоре обжигающей иглой на ее коже. Вернее, на том, что еще оставалось кожей. Трещины на руках и шее глубжели, обнажая темную, почти черную древесину под ними. Прожилки смолы пульсировали тусклым янтарным светом в такт ее учащенному, сдавленному дыханию. Боль была постоянным фоном, глухим гулом, сливавшимся со страхом. Она сидела на грязной соломе, спина прижата к холодной каменной стене. Ноги подтянуты к груди, обвиты руками. Железные наручники на запястьях, грубые и тяжелые, впивались в незатронутые проклятием участки плоти. Но эта боль была ничто по сравнению с внутренней ломотой, с тем, как корни проклятия пульсировали внутри, требуя связи с Лесом, с Древом. Рядом, в такой же позе отчаяния, сидела Эмми. Девочка лет десяти, дочь трактирщика из пограничной деревушки. Ее схватили вместе с Флорой, когда та пыталась украсть мешок муки у мельника. Эмми видела, как корни по зову Флоры сбили с ног охотников. Видела ее руку. Теперь девочка смотрела на Флору не как на спасительницу, а как на самое страшное чудовище из лесных сказок. Она забилась в дальний угол клетки, огромные глаза полные слез и немого ужаса, стараясь не дышать, когда взгляд Флоры случайно падал на нее. Клетка. Прочный дубовый ящик внутри старого сарая, усиленный железными обручами. Дверь заперта на массивный висячий замок. Снаружи слышались грубые голоса, смех, звон оружия. Охотники. Человеческие псы, натравленные церковью и запуганными правителями на все, что пахло Лесом. Их было шестеро. Жестоких, алчных, верящих только в силу огня и стали. Флора сжала кулаки. Шипы под кожей ладоней впились глубже, вызвав новую волну боли. Бежать? Как? Даже если бы не наручники, даже если бы не Эмми… Силы покидали ее. Чем дальше от Леса, тем слабее она становилась. Древо Желаний звало, но зов его был как далекий гул, заглушаемый стенами и страхом. Оно требовало жертвы. Оно требовало Эмми. Эту мысль Флора гнала прочь, но она возвращалась, навязчивая и леденящая, как прикосновение Веспера. Дверь сарая с грохотом распахнулась. В проеме, залитый солнечным светом, встала массивная фигура Борка, главаря этой шайки. Его лицо, изборожденное шрамами, было красным от хмеля и злости. За ним виднелись другие охотники.