[7], только не слишком далеко. Вот так для Хелен началась новая глава, чего никто, кроме нее, не заметил. Впервые в жизни она вышла в мир сама по себе.
Ставшая явью мечта о независимости так ее ошеломила, что она почти не замечала ни проселочной дороги, ни окрестностей, но, войдя в город, встрепенулась, впервые столкнувшись с его оштукатуренной тишиной. Все, что она слышала на пустых улицах, – это сухой перестук своих туфель по булыжной мостовой. Периодически она легонько подволакивала ногу, чтобы услышать шуршание кожи по камню, и по шее у нее пробегали мурашки. С каждым пройденным кварталом городок оживал. Желая продлить восторг, вызванный изначальной тишиной, Хелен с озорной решимостью направилась прочь от голосов, долетавших с перекрестков, от меркантильного гомона, доносившегося с площади, от плавного перестука копыт за углом и от женщин, перекрикивавшихся между окнами, снимая стирку с веревок, – в сторону переулков с домами, закрытыми ставнями от жары, где ей снова стал слышен звук собственных шагов. И тогда она поняла, что отныне всегда будет стремиться к этой возвышенной радости, такой чистой, ибо беспричинной, и такой надежной, ибо необоснованной.
Пытаясь обойти шумную площадь, где, судя по всему, отмечалась какая-то религиозная festa[8] или юбилей, Хелен оказалась на улице с лавочками. Одна из них выглядела двойным анахронизмом. Не только из-за скромных размеров городка, но и благодаря его этрусскому прошлому, придававшему средневековым церквям впечатление подделки под старину, фотоателье сюда совершенно не вписывалось. Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что это неуместное видение из будущего в действительности вовсе не ново. Портреты в витрине, фотоаппараты и предлагаемые услуги – все это отсылало к первым дням фотографии. И этот полувековой зазор между фотоателье и современностью почему-то подействовал на Хелен сильнее, чем двадцать веков, истекшие со времени основания городка. Она вошла.
Обстановка ателье в мутном свете, проникавшем сквозь плавно запыленные окна, несколько сбивала с толку. Сначала Хелен подумала, что мензурки, пипетки и странная стеклянная посуда наряду с маркированными колбами, бутылочками и баночками, загромождавшими помещение, представляли собой богатый фотореквизит, включавший также велосипеды и римские шлемы, парасольки