Отец, чтобы не нарываться, любовь свою проявлял как-то украдкой, позволяя себе расслабиться только в отсутствие жены. Кате прислониться бы к нему, наполниться его любовью, пусть и такой несмелой. Но странные чувства одолевали ее ── непонятные и неприятные.
В детском саду к Восьмому марта учили песню. В ней были слова: «Мама ── первое слово, главное слово в каждой судьбе». Пока Катя на что-то еще надеялась, она чувствовала абсолютную, безусловную правоту этих слов. На мамино первенство в жизни никто не должен посягать. А получалось, что посягал отец. Он мыл ее по вечерам, укладывал спать и рассказывал сказки, утром, борясь с непослушными волосами, завязывал хвостики. Даже на то самое восьмое марта в детский сад пришел он ── единственный отец, неловко сидевший среди счастливых мам.
Может, из-за того, что он занял все место вокруг Кати, маме места просто не осталось? И она из-за этого и злится на Катьку?
Какие только мысли не проносились в детской голове, силившейся разгадать загадку материнской нелюбви.
Стараясь освободить возле себя место для мамы, Катя отталкивала отца ── иногда грубостью, иногда молчанием, впрочем, тоже довольно грубым.
На его предложение почитать книжку, отвечала: «Хочу, чтобы мама», ── и бежала к матери. Та, почти не глядя, цедила сквозь зубы: «Мне некогда», ── и даже не удостаивала дочь взгляда.
Когда, свалившуюся с велосипеда и разбившую обе коленки Екатерину Великую отец нес на руках домой, приговаривая: «Сейчас обработаем ранки, наклеим пластырь, и все пройдет», ── она, глотая слезы, просила: «Пусть мама сделает».
Но маминого участия хватило только на то, чтобы сказать: «Что, доигрались? Ладно она, а ты-то что не мог усмотреть?»
Кажется, это был последний раз, когда Катя на что-то надеялась. После этого как будто что-то в ней выключили. Просто вырубили свет, заперли на ключ тот уголок души, где до этого дня еле-еле, но еще жила надежда на мамину любовь, и ключ выбросили. Нет, это сделали не какие-то злодеи, даже наоборот, кто-то добрый и заботливый ── чтобы не было так больно от убиваемой каждый раз надежды.
Эта надежда и раньше-то едва теплилась. А теперь погасла вовсе.
***
Несколько раз Катя становилась невольным свидетелем родительских споров. Точнее, если уж совсем честно, то просто подслушивала их. Отец говорил шепотом, боясь то ли матери, то ли разбудить Катю. Мать же никого и ничего не боялась.