?
Марен взмахнула ножницами, как бы предупреждая, чтобы Ингеборга держалась от нее подальше и не лезла под лезвия. Последние кусочки бывшего силка осыпались на землю, как мелкий снег.
– Вот, так-то лучше, – улыбнулась Марен. – Я пришла как раз вовремя.
– Мне нужен был заяц, чтобы накормить семью. – Ингеборга с досадой пнула палку, оставшуюся от ловушки. – Кто дал тебе право мешать мне охотиться и портить мое имущество?
Марен склонила голову набок.
– Не надо так огорчаться, – сказала она, убирая ножницы обратно в карман.
– Ты когда-нибудь голодала так сильно, чтобы объедать мох с камней? – хрипло проговорила Ингеборга.
– Да, было дело, – усмехнулась Марен. – Но если уж ты охотишься, то должна думать и о последствиях.
– Это был просто заяц!
Марен, похоже, нисколько не беспокоила злость Ингеборги. Она по-дружески протянула ей руку.
– Пойдем со мной. Я тебе покажу.
Я держалась за свою веру, но это было непросто. В моем новом жилище – у меня не поворачивается язык называть домом этот унылый барак! – слишком темно. Хотя с приходом весны световой день здесь, на севере, длится долго, в промозглых стенах этого убогого каменного обиталища мрак царит постоянно. Мое сердце сжимается каждый раз, когда я вспоминаю свой просторный и светлый дом в Бергене и все те удобства, которыми я пользовалась не задумываясь и принимала как должное.
К тому же, как сообщила мне Хельвиг, последний обитатель моей нынешней тюрьмы – ссыльный священник из Ругаланна – умер буквально неделю назад на той же самой кровати, где теперь предстояло спать мне.
Тем не менее в первый мой вечер на Вардё я так сильно устала после трудной дороги, что могла бы уснуть на земляном полу у чадящего очага. Однако Хельвиг увела меня в мрачную спальню.
Кровать с потрепанным пологом и покрывалами из зловонных звериных шкур казалась реликтом древних времен.
– Это свежее постельное белье? – спросила я у Хельвиг, памятуя о старом священнике, умершем на этом ложе.
– Конечно свежее, – обиженно проговорила она. – Энгельберт под конец стал ходить под себя. – Она сморщила нос. – Мне пришлось все вычищать и менять постель.
Глядя на ее грязные руки и сероватый передник, я усомнилась в ее усердии. Запах, стоявший в спальне, напоминал смрадный дух в некоторых домах, где люди умирали от чумы. В бледном свете свечи, что держала в руках горничная, я разглядела в стене небольшое окошко, занавешенное лоскутом странной плотной материи, похожей на рыбью кожу. Я подошла к окну и приподняла занавеску.