Марк пытался не паниковать. Он учился доверять внутреннему зрению, позволяя ему вести себя через мрак и свет. С каждым шагом он чувствовал, как страх отступает, уступая место пониманию. Пониманию, что этот путь – не наказание, а призыв.
Внезапно перед ним возникла фигура – размытая и светящаяся одновременно. Это было отражение его самого, его сомнений и надежд, сомкнутое в одном образе.
– Ты готов увидеть правду? – прозвучал голос Учителя, тихий и серьёзный.
Марк кивнул, ощущая, что это не просто вопрос – это приглашение, выбор, который нужно сделать здесь и сейчас. Собрав всю силу воли, он шагнул вперёд, и мост света под ногами засиял ярче, словно принимая его.
Это был его первый шаг навстречу ночи, навстречу тайне, которая теперь стала частью его жизни навсегда.
ГЛАВА 4. Часы, что шепчут по имени
Он появлялся только ночью. Без звука, без дыхания, без предвестий. Не шёл – возникал. Словно тень, которой достаточно просто захотеть быть рядом. Словно сама ночь решила принять форму человека – и в эту форму вошёл он.
Иногда Марк просто оборачивался – и Учитель уже стоял рядом. Не в пугающей внезапности, а в такой естественной, будто он был там всегда, просто до этого не замеченный.
Он носил чёрный плащ, длинный, тяжёлый, не колышущийся даже при ветре. Казалось, он не сшит, а соткан из самой тьмы – той, что осталась в складках мира с тех времён, когда свет ещё не победил её. Он не бросал тень – он сам был ею.
Лицо Учителя запоминалось плохо. Как сон, как отпечаток на воде. Порой он казался стариком с морщинами, взглядом, видевшим слишком многое. Порой – юношей, в котором едва тлеет упрямое и хрупкое пламя надежды. Но чаще – вне возраста, вне времени.
Голос же был чужд телу. Он звучал то бархатным шёпотом, то чистой нотой, способной пробудить забытое. Как будто не один человек говорил этим голосом, а множество – сквозь годы и реальности. Иногда он был стар, иногда молод. И каждый раз настоящий.
– Я не называю имя, – сказал он однажды, стоя у самой кромки света, – чтобы ты не стал искать меня днём. Он говорил это как факт. Не с упрёком, не с болью, скорее с пониманием.
– Днём мы все забываем, кто мы есть на самом деле.
И Марк понял, что это – правда. Его собственная, чужая, всеобщая.
Он решился спросить лишь однажды, в особенно долгую ночь, когда не спалось, и казалось, будто весь мир затаил дыхание: