Она носит простое платье, перехваченное на талии фартуком, в карманах которого вечно что-то лежит: то горсть зёрен, то кухонный нож, то пучок сушёных трав. Говорит она тихо, но твёрдо, и в её голосе всегда слышится усталость – не от жизни, а от того, что её сын вечно попадает в истории.
Но когда она смеётся – а смеётся она редко – всё лицо преображается, и на мгновение кажется, что годы с неё спадают. После ухода мужа, ей пришлось воспитывать сына одной, в тяжёлых условиях, когда денег с трудом хватало на пропитание, но даже в такой давящей обстановке голода и изнеможения она смогла вырастить его добрым и жизнерадостным юношей. Мать смогла стать для него поддержкой и опорой в жизни, а дом, хоть обветшалый и тесноватый, всегда ощущался как тёплое и уютное место, где его любят и ждут. Домишко Марты пах луковым супом и дешёвым мылом. На столе – потёртая скатерть с заплатками, но тарелки блестели. Даже вон та трещина на потолке была аккуратно заклеена газетой – мама ненавидела беспорядок даже в нищете
– Том, ну наконец-то, ужин уже совсем остыл! – войдя в дом и швырнув мокрые ботинки в пыльный угол, услышал молодой человек голос матери доносящийся из кухни. – Ты чего так поздно сегодня?
Томлин скинул с себя влажный плащ, повесил его на деревянный крюк у двери и, потирая озябшие руки, вошёл в кухню.
—Печь чистил, мам. – пробормотал он, садясь за стол, и наклонившись над тарелкой с супом, вдохнул его аромат. Почему-то в памяти всплыло то зеленоватое свечение из печи. Наверное, потому что стряпня матери сегодня слишком его напоминала.
– Что-то случилось, сынок? – обратилась к нему Марта, продолжая держать ложку в руках. – Ты какой-то бледный.
– Вообще-то да! Либо я съел что-то не то, либо в печи Мастера Гарцеля кто-то устроил вечеринку. Она вроде как светилась зелёным. Может, там живут хлебные эльфы?
Марта вздохнула и сев напротив сына за стол, погладила его по руке.
– Сынок, если бы в ней жили хлебные эльфы, они бы уже давно устроили голодовку из-за твоего «кулинарного таланта», а не вечеринку.
Томлин рассмеялся, но потом в окно загрохотал ветками по стеклу ветер – так громко, будто сама печь напомнила о себе.
– Ладно, - молодой человек отодвинул от себя опустевшую тарелку. – Завтра я проверю, не завелась ли там ещё и танцующая булка.