Двери покоев Султана, обычно широко распахнутые в знак гостеприимства и доступности правителя, были прикрыты. Перед ними стояли два гвардейца с потухшими глазами. Внутри витал тяжелый, сладковатый запах трав, отваров и благовоний – отчаянная смесь, призванная отогнать неведомый недуг.
Саммер вошел. Комната, некогда сияющая и полная жизни, погрузилась в полумрак. Тяжелые бархатные портьеры, затянутые на окнах, не пропускали яркий свет азурского солнца, словно пытаясь скрыть от мира состояние правителя. В центре комнаты, на широком ложе, утопая в ворохе шелковых подушек, лежал его отец.
Султан Алаззар – некогда могучий, широкоплечий мужчина с громким голосом и заразительным смехом – теперь казался лишь бледной тенью самого себя. Кожа его была пергаментно тонкой и натянутой на заострившихся чертах лица. Глаза, прежде полные мудрости и силы, теперь были тусклыми, с красными прожилками от бессонницы и боли. Каждое дыхание давалось ему с трудом, грудь мерно, но слабо вздымалась под тонкой простыней.
Рядом с ложем суетились придворные лекари – почтенные мудрецы с седыми бородами и опытными руками, испробовавшие все известные средства. На низком столике стояли склянки с разноцветными жидкостями, ступки с остатками измельченных трав, свитки с рецептами древних снадобий. Но их лица выражали не надежду, а глубокое разочарование и бессилие.
«Мой отец», – тихо произнес Саммер, приближаясь.
Султан Алаззар медленно повернул голову. В его глазах мелькнуло слабое подобие узнавания, а затем – глубокая печаль. «Саммер…» – прошептал он хриплым голосом, едва слышимым. Его рука, дрожа, потянулась к сыну, но силы покинули ее на полпути.
«Мы сделали все, что в наших силах, Ваше Высочество», – раздался голос одного из лекарей, старшего из них, Хаким-бея. «Но эта болезнь… она не похожа ни на что известное нам. Травы не действуют, заклинания отступают. Она… она иссушает его изнутри, лишая самой жизненной силы».
Саммер сжал кулаки. Чувство беспомощности было невыносимым. Он, Принц Азура, привыкший, что любое его желание может быть исполнено, стоял перед единственной силой – смертью – которую он не мог ни подкупить, ни победить мечом.
В дальнем углу комнаты, возле высокого резного шкафа, стоял Визирь Казим. Его руки были сложены на груди, лицо выражало скорбь, но глаза… глаза Визиря внимательно следили за каждой деталью сцены – за слабостью Султана, за отчаянием лекарей, за реакцией Принца. Его присутствие, всегда безупречно вежливое, теперь казалось хищным.