Грязь немного прихватывало. Климат с тех пор изменился.
Я с истеричным криком елозил жопой по слегка замёрзшей луже и орал.
Девчонки перепугались и разбежались кто куда.
Мать всыпала мне подзатыльник и, дёрнув за воротник, уволокла домой. Конечно, она догадалась, почему я закатил истерику. Она меня не ругала, и про это никто не узнал. Так я запомнил свои пять лет.
Я помню бабушку по отцу, которая умерла, когда мне было два года. Она держала меня за руки, а я скакал, стоя на ее ступнях, которыми она меня слегка подбрасывала вверх. Было страшно, но весело.
У нас был телевизор «Рубин». По вечерам все соседи приходили смотреть этот мутный экран. Я не любил телевизор. Там часто пели протяжным голосом какие-то длинные песни. Танцевали в коротких юбках под нудную музыку и играли какие-то долгие симфонии. Смотреть на то, как люди сидят и держат в руках непонятные инструменты, издающие раздражающие звуки с иногда появляющимся громом, было неинтересно.
Отец любил смотреть программу «Время». Я знал, что два раза в неделю показывают мультики, а по субботам – детское кино. Были и другие интересные фильмы про Чапаева и войну. Фильмов было немного, и я их помню до сих пор. Врезался в память фильм про Ледовое побоище, там немецкие рыцари в «вёдрах» на головах с крестами на белых одеждах дрались с нашими воинами.
Хоккей с футболом я не любил (куча мужиков бегала за одним предметом), зато обожал «В мире животных» и «Клуб кинопутешественников». Эти передачи пробуждали во мне яркие фантазии. Мне нравилось мысленно оказываться в незнакомых местах, рядом с причудливыми животными, в трудных условиях. Я, преодолевая нескончаемые трудности, выживал в самых экстремальных условиях.
Очень часто моя мама ходила к соседке Вали и брала меня с собой. Там жил мальчик Андрей, и мы с ним играли. Ставили на старый сундук табуреты, это был наш корабль. Начинался шторм, нас разбивало о скалы, табуреты летели на пол, мы тонули и вплавь добирались до печки. Она была нашим теплым островом спасения.
Помню, в детском садике, в тихий час, мне плохо удавалось заснуть. А постоянные угрозы воспитательницы, что она сейчас возьмёт большую банку горчицы и будет мазать глаза, заставляли меня лежать очень тихо. Обычно я смотрел в окно. Там медленно колыхались ветви клёна, тогда я тоже разглядывал три листика на самом конце ветки. Осенью они краснели, а потом улетали, их исчезновение было сродни смерти.