Началось что-то невообразимое. Все повскакали с мест. Каждый норовил обнять старика. Один из охранников пустился в пляс. Второй на бубне наяривал лезгинку. Купердонов наливал чачу и совал стакан в руки чеченца. Потом он бросился к дереву и стал выдергивать нож из ствола. Нож не поддавался. Гарик упирался в ствол ногами. Падал. И вновь вскакивал. Его лысина блестела на солнце. Бандану потерял.
– Твой! – кричал Купердонов. – Дарю! Твой навеки!
– Нельзя! – отвечал старик. – Коня, невесту, саблю – никому! Мы будэм покупат твой кынжал! Отдаримся!
Из «Лендровера» тащили доллары, невообразимо толстую пачку денег! Котлету. Старик яростно вращал белками глаз и орлом поглядывал на Светку. Он уже вовсю пил чачу. Светка произносила тост. За настоящих мужчин и дружбу народов. В джипе на полную мощь врубили диск певицы Ваенги. Ваенга пела: «Тайга! Да километры… Звезда еле светит…» Аглая танцевала, болезненно волоча ноги. Два небритых охранника помогали ей двигать стойку на колесиках. Зимняя Вишня плясала с водилой джипа, еще более пузатым, чем Купердонов, кавказцем. Он танцевал в стоптанных плетенках на босу ногу. Но с благородной сединой в волосах. Все его звали Игорь. Тезка Купердонова. На Кавказе – Игорь? Наверное, все-таки какой-нибудь Имран. Или Ибрагим. Никодим, разрушитель веры, вовсю клеил поэтессу Галину. Галка хохотала так, как будто ее щекотали под мышками. Кахетинское и чача лились рекой.
Стремительной горной рекой.
Гарик откинулся на теплый камень. Облака, вершины деревьев и снежные пики далеких гор закружились в глазах и слились в сплошном хороводе. Он закрыл глаза… Но успел приказать себе: «Не расслабляться! Все самое страшное сейчас только и начнется. По закону подлости. И зачем же я так нажрался? В жопочки!»
Огромным усилием воли он поднял голову и разлепил веки. И увидел… Лучше бы Купердонову такого не видеть никогда.
Вольвятник овладевал Светкой в тени того самого дерева, в ствол которого Гарик метал клинок. Овладевал на своей кавказской бурке.
Самое отвратительное… Купердонов понял, что секретарша отдается джигиту… Да почти что по любви! С неведомой издателю страстью. Гарик видел ее лицо. Светка прерывисто дышала и протяжно постанывала. Подкатывала и закрывала глаза. Изгибалась. Старик взлетал орлом. Как гордое исламское знамя, зеленая рубашка горца трепетала на его худом и жилистом теле.