– А я ведь красивый. Нет – правда – всё нормально же со мной, и ей я даже предложил сходить погулять, в кино, в кафе – да ещё хуй знает куда, а она «занята» как бы… – он замялся, посмотрел чуть в сторону и, как-то особенно жалко спросил:
– А я ведь красивый, согласись! – Андрей уставился в сторону Эвальда, стараясь, наверное, попасть в глаза, но взгляд проходил насквозь, через его голову. «Идиот» – выругался в голове Климов. Вслух же сказал:
– Не без этого.
– И в чём-то красивей тебя?
– Может быть.
– Ну согласись!
Эвальд чуть разозлился и собирался уже сказать что-нибудь грубое, но Андрей, не дожидаясь ответа, выпятил голову и открыл глаза так, что под самой бровью стал заметен кровавый подбой, после чего он оттянул одним своим длинным пальцем ворот белой футболки и показал большой пухнущий синяк на плече.
– Что это?
– Подрался вчера. Смешная вышла история… – вдруг его лицо исказилось так, словно его кто-то начал душить. – Долгая история.
«Вероятно, врёт» – догадался Эвальд. – «Зачем?»
Повисла недолгая пауза; сделав несколько тяг, брюнет вытащил что-то из кармана.
– А я, брат, теперь стихи пишу. Знаешь – что-то вроде Рыжего, и всем нравится. Вот, прочитай. – Он протянул телефон; на экране длинным неаккуратным столбиком вытянулись буквы.
– Лучше сам прочитай.
– Ну… ладно… – Встав, резко выдохнув, он, почти запев, торопливо, гнусавым голосом, точно дьячок, продекламировал:
«Мы расстались, только я чего-то жду
Напишу я тебе или не напишу?
Надоели эти проклятые сны
И объятия этой злой весны.
Подожди, пройдут и дни, и год…»
«Как уныло…» – заключил мысленно Климов, но вслух буркнул:
– Недурно. Только удели внимание…
– Вот и я думаю, что хорошо. У меня ещё их много, знаешь? – Андрей ухнул и прыжком распластался на большом диване. – А вот уехать бы отсюда, и далеко. Я, братан, чувствую, что момент – подходящий. Отец устроит. У него фирма… это… интернаци… наль… ты понял…
– Понял. – Сказал Климов, ощущая тяжёлый комок в горле.
– Всё дело в народе, знаешь? В народе. Нет – ты не смейся – я сейчас серьёзно говорю. Только… ну, в основном, конечно… в нём.
– Да-а? – демонстративно иронически спросил Климов.
– Дурак.
«Дурак – я? Ему ли так говорить?» – Эвальд почувствовал внутри себя уже особенно злое напряжение, хотелось крикнуть что-нибудь страшное, унизить, выгнать Андрея прочь из квартиры, что, впрочем, значило бы выставить самого себя невыгодно, глупо, по-детски. Это выявило бы его собственную слабость, чего он допустить не смел; тем более – перед ним. Меж тем слов собеседника он уже не слышал – слова как бы двоились и пропадали, и сам Андрей сильно отдалился – так Климов исчез в мыслях, и Андрей через время ушёл. «Мне скучно с ним. Он – глуп и самоуверен» – невесело сказал себе Эвальд и отправился спать.