Тяжелую дубовую лопатку для непрестанного помешивания, которое должно было продолжаться не менее суток, предоставили пресвитерианцы – мешалка была их гордостью. Каждый год они по очереди следили, чтобы обильно сдобренная специями яблочная масса не прикипала к стенкам, до тех пор пока она не обретет густую, шелковистую текстуру, которой славилось повидло из Морган-Гэпа. К моменту готовности оно становилось темно-коричневым, почти черным – говорили, что такого же цвета глаза у женщин Росс. И все знали, что эти глаза темнее полуночи, когда они смеются… или насылают проклятие.
Сара забралась в пикап. Мелоди Росс, садясь на водительское кресло и поворачивая ключ в замке зажигания, всегда приговаривала: «Сью знавала деньки и получше». Будто бы эта фраза была молитвой или заклинанием, которое позволило бы пыхтящему полувековому двигателю не заглохнуть после начала поездки.
Поскольку такой гарантии не было, девочка еще радостнее вслушивалась в дребезжание своего поеденного молью сиденья и вдыхала пропитанный пылью аромат сухой сирени: мама закрепила несколько веточек на зеркале заднего вида. Том всегда носил цветы Сариной маме, и, пусть даже она и сама выращивала достаточно разного, это все равно было приятно. Маленькие букетики тут и там непременно вызывали улыбку на мамином лице.
В разговорах Мелоди никак не касалась женщин из секты, которые все чаще приходили к их хижине летом. Или того, от кого убегала через чащу та, первая. Вечерами мама становилась все молчаливее, и это не походило на сосредоточенное молчание за работой на кухне или в кладовой с травами. То деятельное безмолвие Сара легко могла прервать, задав вопрос или предложив свою помощь.
А это, новое, – нет. Прошлой ночью мама свернулась калачиком на пузатом диванчике в их маленькой гостиной, спрятав ноги под любимым лоскутным одеялом, и попросила Сару принести оберег, вязаную мышку. Потом поднесла его близко ко рту, почти прижав к губам, так что наговариваемых слов было не разобрать.
Но воздух трепетал так же, как когда Мелоди Росс произносила могущественные и таинственные заклинания.
После этого она долго пила маленькими глотками валериановый чай, но даже вторая чашка, которую принесла дочь, не смогла разгладить морщины на ее лбу. Хмурая, предвещающая недоброе складка между бровями матери заставила Сару всю ночь крепко сжимать в ладони обновленный оберег, а утром положить Шарми в карман толстовки – на всякий случай.