Мир запах – тем, что было «до». Запах её духов, его рубашки, случайно оставшейся на верхней полке, старой сумки, с которой они ездили в Питер… Всё было пронизано им. В каждом предмете – кусочек прошлого.
Зинаида Николаевна собиралась, молча, бережно, как будто собирала не одежду, а тонкие осколки души дочери. Она знала: каждое движение может задеть нерв, каждый рукав – вызвать бурю.
Валя стояла у дверцы шкафа, прижав к груди старый тёплый шарф. Его шарф.
– Он в нём на вокзал меня провожал… – прошептала она, и голос тут же дрогнул. – И ветер тогда был такой же… Пронизывающий, но он обнимал – и мне было всё равно.
Её руки сжались, глаза наполнились влагой, и в следующий момент она уже не держалась. Слёзы хлынули, горячие, настоящие.
– Всё – как будто вчера… Всё… Он же был здесь… Так близко… А теперь – тишина! Только вещи! Только пустота!
Она опустилась прямо на пол, не заботясь, как выглядит. Закрыла лицо ладонями. Словно бы спрятаться. Словно бы стереть себя.
Мама подошла тихо, не говоря ни слова. Присела рядом. Положила ладонь на плечо дочери.
– Плачь, если надо, – сказала она почти шёпотом. – Плачь, моя девочка. Не держи в себе.
– Это не поможет… – сквозь слёзы всхлипнула Валентина. – Это его не вернёт. Это ничего не изменит.
– Нет, не вернёт, – спокойно ответила Зинаида. – Но твои слёзы – это не слабость. Это признание того, что ты любила. Сильно. Глубоко. По-настоящему. А значит – и жива. Значит – можешь дальше.
Она снова встала и продолжила складывать.
Платье.
Свитер.
Рамка с фотографией – молча, осторожно, обёрнутая в шарф.
Валя вытерла слёзы, встала шатаясь. Подошла к полке, взяла книгу – их любимый роман, тот, который они читали вслух на балконе.
– Эту возьму. Чтобы не забывать, – сказала она, тихо, но твёрже. – Чтобы вспоминать не больно… а как свет.
Мама кивнула.
– Так и будет. Потихоньку. Через боль – к свету.
И они продолжили собирать. Вместе.
Не вещи.
Путь.
Когда вещи были почти собраны, Зинаида Николаевна села на кухне, вытерев руки полотенцем, и с деловым видом достала из сумки очки, надела их, достала телефон и открыла записную книжку. Она включила громкую связь – чтобы Валентина слышала, что и как она делает, и не чувствовала себя оторванной от процесса.
– Так, – тихо пробормотала она, как бы себе, – сначала вокзал на южной, потом – автовокзал на площади. Надо уточнить расписание. Нам бы утро – чтобы ехать не в темноте.