И вдруг – поворот ключа.
Тихий, еле различимый щелчок, и скрип замка.
Валентина замерла.
Нет – она не удивилась. В глубине души она догадалась сразу. Мама. Конечно, мама. Только она имела ключ. Только она могла приехать вот так, внезапно, как буря, как спасательный круг, который никто не просил.
«Зачем?» – мелькнуло раздражённо. – «Я же сказала, что всё в порядке. Мы говорили. Я не хотела никого видеть. Тем более – её. Тем более – из другого города, через всю страну… Это же не пять минут на автобусе…»
Сердце болезненно сжалось. Её не злило даже само присутствие мамы – злила невозможность сохранить свою скорлупу, это хрупкое убежище из боли и молчания. Мама ворвётся, принесёт с собой свет, запах духов и тревожные взгляды. Будет пытаться говорить. Обнимать. Сочувствовать. Валентина не хотела слов. Не хотела глаз, полных жалости. Не хотела, чтобы кто-то видел её такой – пустой, сломанной, сгоревшей изнутри.
«Почему нельзя просто по телефону… Как всегда? Мы же всегда так. Пять минут, короткий голос, дежурные фразы, и – тишина. Всё под контролем. Безопасно.»
Тяжело вздохнув, она отвернулась к стене. Она не в силах была встретить этот приход лицом. Не готова была вновь стать дочерью. Не готова снова оказаться маленькой, нуждающейся в утешении, когда сама не знала, хочет ли жить завтра.
«Если она заговорит… я не смогу. Если она прикоснётся… я сломаюсь. Почему она не поняла этого?»
Ключ провернулся до конца. Послышался шаг – осторожный, медленный, как будто мама боялась потревожить что-то хрупкое.
И Валентина поняла – она всё-таки придётся столкнуться с реальностью, как бы ни хотела спрятаться.
Мама открыла дверь и включила свет. Резкий электрический свет разрезал темноту, как лезвие, выдернув Валентину из её глухого оцепенения. Она зажмурилась – не столько от света, сколько от вторжения.
– О, боже, Валя… – выдохнула Зинаида Николаевна, застыла на пороге, словно её ударило током. Глаза её метались по комнате, полные невыносимой смеси боли и упрёка.
Пустые бутылки из-под вина и чего-то крепче валялись у дивана, немытая посуда громоздилась в раковине, пропитанная запахом несвежего жира и времени. Мусор был не просто в пакете – он выбрался наружу, как будто пространство не справлялось с внутренним хаосом. Коробки из-под еды, засохшие салфетки, разбросанные вещи – квартира утопала в заброшенности, точно отражая состояние хозяйки.