– У тебя дышать нечем, – сказала она и тут же решительно направилась к окну.
Шторы с лёгким скрипом поддались, и комнату озарил приглушённый дневной свет. Потом хлопнула створка окна, и в комнату ворвался прохладный ветер с запахом пыли, далёкой листвы и жизни.
– Мама… – хрипло проговорила Валентина, поднимаясь на локтях. Голос её был слабым, как будто сама она состояла из пепла.
– Я уже 27 лет мама, – отрезала Зинаида, не оборачиваясь.
Она двигалась по комнате быстро, точно шторм, убирая со стола упаковки, расправляя покрывало на диване, открывая дверь в кухню.
– Зинаида Николаевна… – попыталась с иронией Валя, но голос дрогнул.
– А это ещё дольше, – бросила мать, поднимая носки с пола и кидая их в корзину.
Валентина села, натянув на себя одеяло как щит. Её глаза были пустыми, лицо – бледным. Она говорила тихо, как будто боялась, что громкие слова разбудят что-то внутри, что давно болит:
– Я хочу побыть одна…
– Свежий воздух, – сказала Зинаида, вдыхая полной грудью у раскрытого окна. – Какой кайф. А у тебя тут – будто воздух сдох, прости за выражение.
Валентина опустила взгляд. Она чувствовала, как с каждой минутой эта внешняя активность начинает царапать изнутри. Её маленький, закрытый, мёртвый мир трещал по швам от прикосновений чужой жизни.
– И зачахнуть в четырёх стенах, да? – продолжала мать, отряхивая подоконник. – Превратиться в живую тень?
– Ну и что? – голос Вали задрожал. – Я… не могу жить без него. Понимаешь? Я не умею. Не хочу… не могу.
Зинаида замерла. Посмотрела на дочь. Долго, пристально. Потом медленно, спокойно проговорила:
– Он умер. Год назад.
– Как… как год? – Валентина подняла голову, как будто впервые услышала эту фразу. – Прошёл год?..
Она приложила ладонь к губам, глаза расширились, губы задрожали. – А чувство… как будто вчера… Как будто только что.
Слёзы хлынули внезапно, как дождь в разгар лета. Валентина сжалась, уткнулась в колени, а её плечи затряслись в беззвучном рыдании.
Мама подошла. Села рядом. Осторожно, без слов, обняла, начала гладить по голове, как когда-то в детстве, шепча что-то успокаивающее. Но Валя резко отстранилась.
– Не надо, пожалуйста… – прохрипела она. – Не надо меня жалеть. Это не поможет. Это… его не вернёт.
Зинаида опустила руки. Смотрела на неё, будто в пропасть. В её глазах было всё: усталость, сострадание, страх – но и решимость.