Тень Мары - страница 26

Шрифт
Интервал


Лес постепенно отступал. Древний, темный бор сменился более светлыми, но не менее унылыми перелесками. Появились обширные, заброшенные поля, заросшие высоким, пожухлым бурьяном и репейником, который цеплялся за стремена. Земля стала более холмистой, пошли овраги, поросшие ольхой и орешником.

И Радомир начал узнавать эти места.

Каждый поворот дороги, каждый знакомый изгиб ручья отзывался в его сердце двойственным чувством. С одной стороны, это было возвращение домой. Теплое, ностальгическое волнение охватывало его, когда он видел знакомые приметы. Вот тот самый пологий холм, "Лысая гора", как они звали его с мальчишками, с которого зимой они, визжа от восторга, катались на выдолбленных корытах и старых щитах. А вот развилка у могучего, разбитого молнией дуба. Его черная, обугленная вершина торчала в серое небо, как укор богам. Старики говорили, что в безлунные ночи у его корней собираются лесные духи и ведьмы. Раньше эти истории вызывали у него лишь веселый, щекочущий нервы трепет. Теперь – глухую, сосущую тревогу.

Он старался не думать о "братстве черного пера", о мертвых разбойниках и уродливых метках. Он цеплялся за светлые, чистые образы из своего детства, как утопающий за щепку. Вспоминал, как пахнет сено на отцовском сеновале, какой вкус у испеченной матерью лепешки, как звенит смех Зоряны, когда он толкнул ее в реку. Эти воспоминания были его броней, его щитом против той мрачной реальности, которая, как он чувствовал, ждала его впереди.

На третий день после схватки, когда солнце достигло зенита, но так и не смогло пробиться сквозь плотную пелену облаков, они подъехали к последнему перелеску. Он был небольшой, но густой, и именно он дал название деревне. Перелесье.

Радомир помнил его другим. Это был светлый, веселый, преимущественно березовый лесок. Летом он был полон грибов и ягод, а весной – залит голубыми коврами подснежников. Он звенел от пения птиц и был пронизан золотыми солнечными бликами, которые играли на белой коре деревьев.

Сейчас он выглядел иначе. Как умирающий старик. Серые, почти белесые от сырости, голые стволы берез стояли в густой, чавкающей грязи, словно кости, торчащие из болота. Между ними темнели редкие, мрачные ели. Воздух был неподвижным, тяжелым и пах прелью и гнилью. Даже вороны, которые обычно устраивают шумные сборища в таких местах, молчали. Лес был мертв.