Нечеловеческим усилием пришелец вырвал руки из хватки стражников, сделал несколько шатающихся, слепых шагов в центр зала и с глухим стуком рухнул на колени, прямо на усыпанный сеном и остатками еды пол. В наступившей мертвой тишине стало слышно лишь его дыхание – хриплое, рваное, со свистом вырывающееся из груди, словно у зверя, угодившего в капкан.
Князь Владимир, сидевший до этого расслабленно, мгновенно преобразился. Веселье слетело с его лица, как маска, обнажив жесткий, властный лик правителя. Он выпрямился, и его взгляд стал тяжелым, как гранит.
– Кто ты и откуда? – голос князя прозвучал ровно, без крика, но в нем зазвенел такой металл, что по спинам многих пробежал холодок.
Незнакомец с видимым трудом поднял голову. Его потрескавшиеся губы были белыми от пыли и усталости.
– Кня-же… – прохрипел он, и этот звук был похож на скрежет сухого камня о камень. Он судорожно сглотнул, собирая последние силы. – Я… Остап… из Перелесья… Гонец я…
Слово «Перелесье» ударило Радомира под дых, выбив воздух из легких. Сердце в груди сделало тяжелый, гулкий удар, а затем, казалось, замерло. Он вскочил на ноги, опрокинув свою нетронутую чашу. Мед густой, темной лужей растекся по столу. Весь шум гридницы, весь мир сузился для него до этой скрюченной фигуры на полу. Он не видел ни князя, ни дружинников. Только этого человека и только одно слово, прозвучавшее как удар похоронного колокола.
Остап снова перевел дыхание.
– Беда, великий князь… – прошептал он, и его шепот разнесся по затихшему залу с пугающей отчетливостью. – Беда пришла в наши края. Темная беда… Ночи… ночи теперь принадлежат не нам. – Он поднял свои безумные глаза на князя, и в них плескался невыразимый ужас. – И земля… земля упивается нашей кровью.
В зале повисло настолько тяжелое молчание, что, казалось, даже пламя факелов замерло, прислушиваясь к этим страшным, невозможным словам, принесенным из тьмы.
Глава 3: Знак Черной Жатвы
Тяжелая, гнетущая тишина, сменившая пиршественный гул, казалось, обрела плотность. В этой тишине каждый звук становился оглушительным: треск полена в очаге, чей-то сдавленный кашель, скрип скамьи. Князь Владимир, не сводя тяжелого взгляда с распростертого на полу гонца, сделал едва заметный жест рукой. Один из слуг, юноша с испуганными глазами, метнулся к столу, налил в глиняную чашу прохладной воды из жбана и, стараясь не расплескать, поднес её Остапу.