В свой первый самостоятельно прожитый день молоденький сел однажды на макушку колкого куста арчи.
Очень неудобно было и непривычно: кисточки-вершинки веток покалывали хвост и брюхо, как ни старался он избегать прикасаться к кусту.
По закону пернатых ничто чужеродное не должно дотрагиваться до тебя.
Но что ж делать?
Бывает, что надо и потерпеть.
Молоденький сходу установил равновесие.
И, не обращая внимания на легкие уколы в живот, поднял голову.
И опять заметил он летящего отца высоко в небе.
Тот нес в когтях какую-то птицу и летел в сторону гнезда.
Молоденький знал, для кого отец старается – все для того, бестолкового.
Вдруг сильно и остро захотелось свежего мяса.
Да так, что мелькнуло желание напасть на отца, отобрать птицу.
Он даже выпрямился весь, собираясь с духом.
Но отец был далеко-далеко.
И тогда молоденький неожиданно для себя защелкал яростно и страстно:
–– "Тцок! Тцок!" – чтоб привлечь внимание к себе.
Отец, конечно, видел сидящего на можжевельнике сына, видел – и безучастно продолжал свой путь.
Полететь бы за отцом туда, в небо, показать, что нельзя, нельзя же так быстро забыть его, нельзя, ведь та птица должна быть предназначена и ему.
Рывок, он съезжает вниз, но взлететь не может. Крылья распластались по можжевеловым веткам, падение затормозилось.
Не с каждого места взлетишь!
Он рванулся было снова, еще раз, наконец, пособирал крылья, нахохлился и остался сидеть на прежнем месте.
Отца в небе уже не было видно…
С тех пор, с того самого дня, молодой тынар и живет один.
Куда прилетел, там его дом.
Дерево подходящее выбрал, долетел, сел под густым шатром веток на такой сук, чтоб тело выдержал, да на таком удалении от ствола, чтоб при взмахе потом ничего не помешало, – вот тут и ночуй. Улетит с этого места и сразу забудет о нем.
По закону соколов только то и существует, что находится в поле твоего зрения, только те птицы, звери, деревья…
На рассвете молодой тынар проснулся, распушил, встопорщил перья – дал воздуху омыть тело.
Так надо делать перед утренним полетом.
День оказался прохладней, чем обычно.
Рассветный воздух вызвал озноб, и соколик с шумом встряхнулся.
Пособирал одно за другим перья, прижал их поближе к телу.
Ловко приподняв кустик хвоста не запачкать бы его, выстрелил за ночь застоявшимся сгустком.
И тотчас почувствовал щемящий голод: желудок был пуст.