Правда, перед этим я видела его с другой – они общались в кабинете, и, мне кажется, она его даже любит… Я подсматривала за ними, пока меня не связали и не притащили сюда. Девушка была низкого роста, хрупкая, с длинными прямыми волосами. Интересно, он касается ее также собственнически? Что их связывает?
Но в следующую секунду я глушу в себе каждый вопрос, потому что личные отношения Эльмана Шаха меня не касаются.
– У отца в Италии большие проблемы из-за меня. Мне нужно спрятаться. У тебя.
– У меня? – спрашивает вкрадчиво. – Ты помнишь мою фамилию, Ясмин?
Шах.
Фамилия Шах.
Такого не забыть – столько горя принесла его семья моей, что и в трех томах не описать.
– Будь у меня хоть какой-нибудь выбор, я бы не пришла к тебе, – отвечаю честно, резко, импульсивно.
По темнеющим глазам понимаю, что услышанное Шаху не нравится, пытаюсь укусить себя за язык, но уже слишком поздно.
Между нами чувствуется боль и ненависть поколений.
Тяжелой поступью Эльман обходит меня со спины и молча принимается развязывать веревки с моих запястий. Раны саднят, принося боль, но я терплю и не выказываю боль.
Эльман справляется с веревками очень быстро. Тело освобождается от оков, вот только душа – не совсем. Что-то сильно беспокоит внутри, а чувства безопасности, которое я ожидала получить в присутствии Шаха – и в помине не было.
Это угнетало.
Лишало уверенности в ногах.
А каждое пересечение с темными, леденящими душу глазами будто подтверждало: я совершила ошибку и здесь не будет сладко.
– Идем, – короткий приказ, после которого Эльман протягивает мне ладонь, и мне не остается ничего, кроме как вложить в нее свою.
Мне не страшно. Он хороший. Мы виделись несколько раз – так, мельком. Я ему улыбалась, он смотрел строго и приглашал меня в гости. Я, правда, ему отказала. Сказала ему про жениха, показала колечко на пальце.
Мы больше не виделись.
И не должны были вовсе, но этой ночью меняется все.
– Идем.
Мужская ладонь была теплой, что совсем не вязалось с мужским изучающим взглядом. Но я молчала и своей руки из хватки не вынимала. Чувствовать это тепло было непривычно, как и мужское внимание – за свои двадцать пять лет я его совсем не знала, но это уже были, правда, заслуги влиятельного отца из Италии и серьезного брата…
Эльман вывел меня на свет, и я зажмурилась. Вывел из комнаты черной – такого же черного, как его глаза, и повел в другую.