Виктор Фёдорович молчал. Пальцы сжимали подлокотник, как будто от него зависело равновесие этой машины и всей его жизни.
– Это Харьковская область, – сказал водитель, стараясь говорить спокойно. – Всё под контролем.
Президент Украины посмотрел в окно. На дороге появилась колонна с флагами – черно-красные, с крестами, со странными символами, которых он не знал. Лица – закрытые. Машины – без номеров. Они не стреляли. Но смотрели в упор, в стекло, как в прицел.
– Пусть не стреляют, – прошептал он, не зная, к кому обращается. – Пусть не стреляют в меня. Я же один из них. Я же был с ними…
– С вами никто, – сухо сказал охранник справа. Он уже не скрывал своего отчуждения.
В этом предложении был приговор.
В Харькове его ждал старый друг – мэр, с которым они вместе поднимались по ступеням партийной лестницы. Его глаза были усталыми, серыми. Они не обнимались, не пожимали рук. Только кивнули друг другу.
– Ты должен понимать, Витя, – начал он за бокалом дешёвого коньяка, – тебя здесь не держит уже никто. Люди боятся. Рада потеряна. Киев – чужой. Все смотрят на Восток. Если хочешь остаться – надо говорить не с народом, а с оружием. А у тебя его нет.
Президент Украины сидел, будто из мрамора. Только пальцы шевелились, нервно теребя край салфетки.
– Я дал клятву. Я – президент…
– Нет. Был. – отрезал мэр.
И в этот момент что-то оборвалось. Не только внутри. В государстве.
В ту ночь ему предложили вылететь в Донецк. Там были свои. Там был сын. Там, казалось, ещё дышало прошлое.
Но Донецк уже стучал другим сердцем.
Когда он приехал туда – всё было, как будто снято в другом фильме: дороги патрулировали вооружённые группы, на администрациях висели флаги ДНР, а на улицах – суровые мужчины в военной форме. У них не было эмблем. Только глаза, полные усталости и ярости.
На подъезде к отелю машину Президента Украины остановил блокпост.
– Кто в салоне? – грубо спросил один из бойцов, глядя сквозь бронестекло.
– Президент Украины, – ответил водитель автоматически.
Наступила тишина.
– Какой такой президент? – усмехнулся тот. – Тут народ теперь сам решает, кто есть кто.
Он отступил. Но в этом взгляде не было уважения. Только презрение и горькая ирония. Как к брошенному королю.
Ночью, в полумраке номера, Президент Украины записал несколько фраз в блокнот. Только для себя.