Арран не успел закричать. Его плоть рассыпалась, как песчаный замок под ударом волны. Кости превратились в пепел, доспехи – в ржавую пыль. Но сознание не погасло. Оно растянулось, проваливаясь сквозь слои реальности, сквозь время, сплетенное в узлы.
В мутном мареве он что-то разглядел. Дочь, смеющаяся под дождем. Капли стекают по ее розовым щекам, а она тянет руки к небу, ловя воду в ладошки. «Пап, смотри! Я поймала радугу!»
Жена, целующая его в щеку перед уходом. Ее пальцы дрожат, застегивая пряжку его плаща. «Вернись. Обещай, что вернешься».
Первая убийственная магия. Деревня, охваченная пламенем. Крики. Кровь на руках, которая не отмывается, сколько ни скреби. Слезы ребенка, которого он не смог спасти.
Последним, что он услышал, стал хохот воронов. Тот самый, что много лет звучал в его кошмарах.
А потом – тишина.
* * *
Иван проснулся от удара сапогом в ребра. Боль, острая и липкая, как смола, пронзила бок, вынудив сглотнуть стон. Он инстинктивно рванулся в сторону, но спина уперлась в гнилые доски стойла. Солома, пропитанная лошадиной мочой, прилипла к щеке.
– Вставай, выродок!
Голос, хриплый от утреннего перегара, принадлежал Семену – сыну конюха, рыжеволосому детине с лицом, усыпанным веснушками, как поле маком. Его кулаки, размером с кузнечные молоты, дрожали от злости. Иван прикрыл глаза, пытаясь отделить реальность от вихря чужих воспоминаний.
Он пытался понять, что произошло. Накануне он выпил яд, оставленный ему отцом. И не должен был проснуться.
Отец завещал ему: когда это произойдет снова – выпей яд.
Иван так и сделал. Но смерть не наступила.
В его голове сейчас роилось множество странных воспоминаний. Падающий пепел. Летящие по застланному серым дымом небу вороны. Странник между мирами.
Арран Вейл. Кто он? Мысли в голове Ивана сплетались в узлы, будто змеи, бьющиеся в мешке.
– Слышь, Темников! – Семен пнул его снова, и на этот раз Иван уловил в его взгляде не просто злобу. Страх. Как будто рыжий великан боялся того, что пряталось под кожей худого парнишки. – Пока ты тут валяешься, твое место в Академии займет кто-то достойный!
Академия. Слово прозвучало как приговор.
Его призвали туда, хотя не должны были. Это странно.
Иван поднялся, ощущая непривычную легкость тела – худого, но пронизанного стальными нитями чужой мышечной памяти. Вода в корыте дрожала, показывая лицо шестнадцатилетнего юноши: впалые щеки, синяки под глазами цвета грозовой тучи. Волосы, черные, как крыло ворона, спадали на лоб.