– Садитесь, – просто сказал Боян. Он сам сел на землю, скрестив ноги, и положил ладони на мох. – Сперва – тишина. Не внешняя. Внутренняя. Заткните шум мыслей, тревог, желаний. Дышите. Чувствуйте землю под собой. Она живая. Она дышит. Она помнит все.
Лука попытался последовать совету. Он закрыл глаза, сосредоточился на дыхании. Но мысли лезли в голову: Добрыня, Велемудр, странный свет шара, боль в руке, оберег, жгущий грудь… Он чувствовал лишь жесткую землю под собой и зуд повязки.
– Не боритесь с мыслями, – прозвучал тихий голос Бояна. – Наблюдайте за ними, как за облаками. Пропускайте. Ищите под ними… Жилу.
"Жила". Энергия земли. Магический поток. Гостомысл упоминал это, но Лука представлял себе нечто вроде подземной реки света. Он пытался "увидеть" ее внутренним взором, напрягаясь. Ничего. Только тьма за веками.
– Не глазами, – снова Боян. – Кожей. Ладонями. Ступнями. Чувствуйте вибрацию. Тепло. Или прохладу. Тонкое движение.
Лука расслабил ладони, лежавшие на коленях. Он перестал ждать и просто слушал ощущениями. Сперва – только холод земли. Потом… что-то. Едва уловимое. Как легкая пульсация. Теплая волна, идущая из глубины, расходящаяся по мху, касающаяся его пальцев. Она была слабой, едва заметной, но она была! Настоящая! Его сердце екнуло. Он открыл глаза. Боян смотрел прямо на него и едва заметно кивнул. Мирон рядом сидел с закрытыми глазами, на его лице было выражение глубокого покоя. Ольга хмурилась, сосредоточившись. Лех… Лех почти слился с землей, его дыхание было едва заметным.
– Хорошо, – сказал Боян. – Кто почувствовал Жилу – запомните это ощущение. Это первый шаг. Теперь – камень. – Он положил руку на валун в центре поляны. – Камень – дитя земли. Он спит глубоко. Но и в нем течет Жила, медленно, веками. Попробуйте его коснуться. Не рукой. Своим чувством. Послать ниточку вашего внимания к его сердцу. Услышать его сон.
Лука осторожно подошел к валуну. Он положил ладонь на шершавый, холодный камень. Закрыл глаза. Снова поймал едва уловимую пульсацию под ногами – Жилу поляны. Попытался представить, как тонкая ниточка этого ощущения тянется от его ладони внутрь камня. Сперва – только холод и шероховатость. Потом… глухой, отдаленный гул. Как эхо далекого обвала. Или биение огромного, каменного сердца. Оно было бесконечно медленным, тяжелым. И бесконечно древним. Камень хранил память о временах, когда здесь не было ни леса, ни людей. Лука почувствовал головокружение от этой глубины и вечности. Его собственная жизнь, его месть, его боль – казались пылинкой на весах времени. Он отдернул руку, как от ожога. Сила земли была огромной, но она требовала смирения, которого в его сердце, пылающем обидой, пока не было.