*Дорогой Роберт Фракс!*
*Я, Келвин Кропс, глава издательства «Эпилог». Ваши книги произвели на меня глубокое впечатление. Я искренне восхищен вашим уникальным даром и вижу в вашем творчестве невероятный, нераскрытый потенциал. Я был бы чрезвычайно рад возможности встретиться с вами лично, чтобы обсудить перспективы нашего плодотворного сотрудничества. Предлагаю встретиться 27 числа в нашем офисе. Прошу подтвердить вашу возможность.*
*С глубочайшим уважением,*
*Келвин Кропс.*
– Наконец-то… – вырвалось у Роберта, но он тут же стиснул зубы, сжимая письмо так, что бумага смялась. Эмоции, дикие, первобытные, всепобеждающие, рвались наружу – волна радости, гордости, неверия, смывающая года отчаяния. – Наконец-то они увидели! Мой талант… он не пропал даром! – прошептал он уже увереннее, пытаясь обуздать бурю внутри, сжать ее в кулак.
Но сдержанность была напрасной: на его лице расцвела широкая, почти детская, сияющая улыбка, а глаза, еще минуту назад потухшие, мутные, теперь сияли неприкрытой радостью и торжеством, как в лучшие дни. Он бережно, как святыню, как драгоценную реликвию, разгладил письмо и положил его на стол, даже не подозревая, что в это самое мгновение, за километры отсюда…
*Психбольница №3. Кабинет главврача.*
…в прокуренном, душном кабинете, пропахшем дешевым табаком и лекарственной, больничной затхлостью, сидел человек, чья тучная фигура едва умещалась в кресле. Келвин Кропс, главврач, был грузен, лицо одутловато, нездорового сероватого оттенка, с мешками под маленькими глазками-щелочками. Он вальяжно раскуривал трубку, выпуская жирные кольца дыма в спертый воздух. Внезапно в дверь постучали – резко, по-деловому.
– Входите! – буркнул он, не отрываясь от монитора, где мелькали цифры, похожие на финансовые отчеты, балансы, цифры "расходов".
В кабинет робко, почти на цыпочках, вошла та самая девушка-курьер. Ее жизнерадостность, солнечность куда-то испарились, лицо было бледным, восковым, а глаза бегали по сторонам, как у загнанного зверька.
– Я… я все сделала, как вы сказали, – произнесла она, запинаясь, голос дрожал. – Отнесла письмо. Он взял. Выглядел… потерянным.
– Молодец, девчонка, – Кропс лениво протянул руку, открыл вторую за день банку шипучей, приторной газировки и громко хлебнул. Липкая жидкость оставила след на его губе. – А то еще один "доброволец" в нашем районе – и министр точно взбеленится. Я сразу вылечу отсюда куда подальше, пока не поднялась волна, – добавил он с высокомерием, обводя кабинет жестом хозяина положения. – Что ты тут замерла? Свободна! – крикнул он внезапно, вспылив, как порох. Девушка вздрогнула, подпрыгнув. – Ах, да, – будто вспомнив, Кропс полез в карман пиджака, вытащил помятую стодолларовую купюру и небрежно, с презрением сунул ей. – Держи. Молчок. Если проболтаешься – сама узнаешь, что такое "лечение".