Девушка схватила купюру, как горячий уголь, и почти выбежала, хлопнув дверью. Ее быстрые шаги затихли в коридоре.
*Вернемся к Роберту.*
Он аккуратно, с почти религиозным трепетом, вложил драгоценное письмо обратно в конверт, как в футляр. Пальцы его все еще слегка дрожали. Открыв нижний, глубокий ящик старого письменного стола, пахнущего деревом и пылью, он бережно положил конверт внутрь. Там, в пыльном полумраке, среди забытых бумаг, лежал большой, кожаный, потрепанный временем фотоальбом. Роберт достал его, ощутив знакомую, сжимающую сердце тяжесть памяти, и присел на диван, заваленный стопками пожелтевших газет.
Альбом открылся со скрипом переплета. На первой странице – она. Лили. Улыбка, которая когда-то согревала его мир, освещала самые темные дни. Фотографии ловили мгновения их совместной жизни, выхваченные из потока времени: безудержный смех на пляже под шум прибоя, уютные вечера с чаем и разговорами под абажуром, поездки на природу, где воздух пах свободой. Каждый снимок был острым ножом по незажившей, кровоточащей ране. Роберт медленно, с усилием перелистывал страницы, пальцы скользили по защитной пленке, прикасаясь к призракам прошлого, к теням былого счастья. На его лице застыла странная, болезненная улыбка – попытка радости, сквозь которую проступала такая глубокая, всепоглощающая горечь, что становилось трудно дышать, сжимало горло.
Вдруг из альбома, между страниц, выпал еще один, пожелтевший, хрупкий на вид конверт. Роберт поднял его, замер на секунду, словно увидел привидение, затем бережно стряхнул невидимые частички пыли, как священную реликвию. Он вытащил сложенный листок – старое письмо, бумага хрупкая на ощупь, готовая рассыпаться. Положил его рядом на диван, не глядя, оттягивая момент. Потом, сжав зубы, развернул.
*Уважаемый мистер Фракс,*
*С глубочайшим сожалением вынужден сообщить вам ужасную новость. Во время родов возникли непреодолимые осложнения. К сожалению, ваша супруга, Лили Фракс, спастись не смогла. Ребенок… ребенок также не выжил. Примите наши искренние соболезнования в вашей невосполнимой утрате.*
*С уважением,*
*Келвин Кропс,*
*Главный врач родильного отделения Госпиталя Св. Марии.*
Роберт машинально, словно в трансе, сунул письмо обратно между страниц альбома, как будто пытаясь спрятать саму боль. Убрал альбом в ящик, захлопнул его с глухим стуком. Его взгляд скользнул по подписи, но мозг, охваченный эйфорией от нового письма, жадно вцепившийся в соломинку надежды, отказался видеть зловещее совпадение. Имя «Келвин Кропс» не зарегистрировалось как угроза, лишь как случайный, болезненный фон старой боли, которую он сейчас так яростно, отчаянно отталкивал прочь.