– Почему же не хочу? – возразил я.
– Как вы могли вообще такое подумать? – встряла Дуцзюань.
– Мне не следовало покидать Цзяннин и приезжать в это злосчастное место, – вздохнула мать.
Мы с женой переглянулись, не зная, как ее утешить.
– Но теперь… – Мать начала громко задыхаться. – Вы даже лампу у меня не зажигаете!
– Сейчас день! – поспешно выкрикнула Дуцзюань.
– Нет, сейчас ночь! – упорствовала мать. – Не ври мне! Вокруг темно, как на дне кастрюли.
Дуцзюань взглянула на меня и больше ничего не стала говорить. Через некоторое время мама добавила:
– Ты как-то сказал мне, что видел отца. Так вот, я тоже его видела. Он стоял под финиковым деревом в золотистом одеянии, его волосы были мокрыми от дождя…
Голос матери стал тихим-тихим, мы уже почти ничего не могли расслышать. Мама открыла глаза и сделала неопределенный жест, словно собираясь что-то сообщить. Я приложил ухо к ее груди, и тут она произнесла свои последние слова, очень слабым и таинственным голосом:
– Наконец-то я схожу по-большому!
На похоронах матери монах Цзюцзинь рассказал мне, что накануне смерти мать неоднократно говорила ему, что в Финиковом саду грядут большие события. Цзюцзинь тут же поведал об этом Пуговке, та – Дуцзюань, ну а Дуцзюань выслушала все с еле заметной улыбкой.
Умирая, мать уже знала, что я намерен покинуть Майцунь. Она снова и снова умоляла приподнять ее кровать повыше, чтобы через окно ей был виден мой силуэт, когда я буду уходить по горной дороге. Мать не дождалась этого дня. Через полмесяца после ее похорон я отправился в Синьян. По обе стороны дороги дрожали на осеннем ветру березы и высились песчаные холмы. Я как будто снова повторял путь, проделанный нашей семьей много лет назад, и перед моими глазами возник прекрасный лик матери, на котором застыли страх и тоска. Я мечтал вновь прильнуть к ней, видеть ее молодой печальный взгляд, даже вернуться к мучительным предсмертным крикам. Я знаю: лучше не копаться в чувствах близких, но что касается моей матери, ее чувства всегда были связаны с уходящей вдаль дорогой.
Военное училище занимало несколько одноэтажных домов на юге города Синьян, вокруг протекала река, делая петлю, похожую на веер. Большую часть года река представляла из себя высохшее русло. На середине реки, где все еще бежал тонкий ручеек, громоздились камни разных оттенков и галька, и нередко на отмелях можно было увидеть скот, который щипал там жалкую траву. Каждое утро мы видели, как офицеры водили своих лошадей на водопой. В центре нашего лагеря располагалась круглая площадка, обнесенная стеной, вокруг которой росли софоры. За ними находилось стрельбище, а дальше, к югу, – поле гаоляна, который плохо рос поздней осенью.