– Ублюдок, – прорычал отец, отталкивая руку монаха, – ты что, хочешь, чтобы я задохнулся?!
Отец выглядел грозным и сильным, совсем не похожим на больного. При моем появлении он вдруг вскинул голову и уставился на меня пустым взглядом, как будто вспоминая что-то из прошлого, но в то же время как будто не узнавая меня, а потом еле заметно улыбнулся и жестом подозвал меня. Я интуитивно сделал несколько шагов назад, мое сердце бешено колотилось, и вместо того чтобы подойти к отцу, я обошел его и направился к маме. На полу растеклась кровь, и я двигался очень осторожно, чтобы не запачкать обувь.
Мать тихо стояла в стороне, ее пальцы нервно поглаживали каменную тушечницу, стоявшую на столе. Отец выплюнул еще одну порцию крови. Он выкрикивал чьи-то имена, из его горла вырывались хрипы и свист, похожие на шум воды. Вскоре его тело обмякло, и он прислонился спиной к нерастопленной печи.
Монах в панике обратился к матери:
– У него начался бред! Госпожа, похоже, хозяин вот-вот того…
Мать поджала губы и посмотрела на отца.
– Потерпи, каждого это ждет, не пугай ребенка.
Из глаз отца покатились слезы, он медленно поднял голову и махнул рукой в нашу сторону, давая маме знак увести меня.
Я впервые видел слезы отца, и это оставило в моей памяти глубокий след. В тот момент я словно почувствовал, что отец хочет что-то сказать мне, но не может решиться на это. Внезапно отец выпрямился, словно тетива лука, а затем с грохотом упал на пол.
Снег усилился. Северный ветер барабанил и бился в окна. В дверной проем, сверкая хрустальным светом, протискивались завитки снега. Я вцепился в мамину юбку, в очередной раз стараясь избежать угасающего взгляда отца. Я так боялся его печальных глаз, что неосознанно отворачивал голову, притворяясь, что ничего не вижу.
Когда рассвело и мама вывела меня из кабинета, я все еще слышал крики отца.
– Что он кричит? – спросил я.
– Маму зовет.
– Тебя?
– Нет, свою маму.
– Он, наверное, сейчас боится, да?
– Да, он напуган, – сказала мама.
Я немного подумал и добавил:
– Почему мы бросили его одного в кабинете?
– Потому что… – Мама заколебалась. – Нам нет смысла там оставаться.
– Он умрет?
– Да, – решительно кивнула мама.
Мы подошли к червоводне[5]. Я почувствовал запах прошлогодних тутовых листьев и продуктов жизнедеятельности гусениц шелкопряда, и мы долго стояли у подветренной стороны холма. Мама ничего не говорила, будто что-то подсчитывала в уме. Через некоторое время она взяла меня за руку, и мы пошли обратно к отцовскому кабинету – оттуда уже не доносилось ни звука. Ускорив шаг, мама произнесла непонятные для меня слова: