Девушка забросила работу в шляпной лавке. Миссис Роджерс была оскорблена подобным отношением и при встрече с Элизабет, отводила взгляд. Однако, место главной модистки оставалось свободным. Миссис Роджерс ценила свою работницу и надеялась, что она вскоре вернётся, устав «от молодых бездельников», как доверительно сообщила она соседке. Конечно, если бы миссис Роджерс смогла бы прочесть мысли Элизабет, то нашла бы новую модистку в тот же день.
– Вы с такой любовью говорите об искусстве, – заметила Эффи однажды, во время их разговора, – сложно поверить, что вы ещё сами не занимаетесь живописью! Обычно, такой пыл можно встретить лишь у художников.
– Сказать по правде, я и не мечтала об этом, – ответила Элизабет, – я полностью разделяю взгляды тех, для чьих картин я позирую. Но писать самой… что вы, у меня не хватит мастерства.
– Технику всегда можно наработать, – ответила Эффи, – а вот такая вера в любимое дело встречается редко. Если хотите, я спрошу у супруга, может ли он порекомендовать талантливого учителя для вас.
– Спасибо, но не стоит его беспокоить, – хоть Элизабет и не была знакома со знаменитым критиком, Джон Рескин внушал ей необъяснимый страх, – может быть, я попрошу кого-нибудь из друзей.
– Что ж, как хотите, – улыбнулась Эффи, – подумайте над моим предложением.
Разговаривая, они подошли к другим знакомым дамам. Эта встреча происходила в разгар лета, в загородном доме Рескина. Светило яркое солнце, от которого женщины закрывались кружевными зонтиками. Элизабет вскоре покинула маленькое общество. Внутри неё нарастало нервное возбуждение, вызванное словами Эффи.
– Почему я не пишу? – размышляла девушка, – почему я ни разу даже не задумывалась об этом?
Элизабет в своих мыслях возносила художников на невыразимую высоту. Ни разу, даже в самых смелых мечтах она не становилась с ними наравне. Возможно, она слишком недооценивает себя? Ведь всем известно, что искусство помимо таланта включает в себе ежедневный труд. Только оттачивая своё мастерство, хороший художник становится подлинным гением.
Вернувшись в город, Элизабет предпочла идти пешком, чтобы как следует поразмыслить. Нервное возбуждение охватывало её всё больше. На щеках заблестел яркий румянец, парочка проходивших мимо работников шутливо прокричали ей комплимент. Девушка ничего не слышала: