– Нет смысла себя обманывать, роль натурщицы всегда казалась мне слишком простой, – думала Элизабет, – я как будто бы могу гораздо больше. Сколько образов, сколько идей приходит ко мне каждый день! Как часто я будто грежу наяву!
Наутро она обратилась к Милле с просьбой научить её живописи. К удивлению девушки, художник ответил отказом.
– Со стороны наше ремесло может и выглядит романтично, – говорил он, – но на самом деле, это тяжёлый, и очень часто неблагодарный труд. Все средства уходят на холсты и краски, заказчики изводят тебя своими требованиями. Если работа закончена, ты не ощущаешь счастья, потому что в своих картинах всегда наблюдаешь сводящее с ума несовершенство. Нет, жизнь художника совсем не для вас, мисс Сидалл. Поверьте, быть Музой – куда приятнее.
– Но я хочу большего, – нахмурилась Элизабет, – быть музой и творить – разные вещи.
– Женщина всегда более искусный творец, чем мужчина, – ответил Милле, – она творит чувства и вдохновение своим искусством, а ещё даёт жизнь ребенку. Разве вам этого недостаточно?
Элизабет не стала продолжать разговор, но затаила на Милле обиду. К другим знакомым художникам она не стала обращаться. Только с Милле, близким другом, во взгляде которого девушка порой читала больше, чем просто восхищение, она могла чувствовать себя совершенно свободно. Но если даже он так скептически отнесся к её желанию творить, то другие просто высмеют её. Однако, отказываться от своей идеи Элизабет не собиралась.
Несмотря на то, что она часто бывала в мастерских, Элизабет имела очень смутное представление о первых шагах будущих художников. Она видела, как создаются шедевры из карандашных набросков – но руками творцов, а не школьников. С чего же начать? Элизабет знала, что для тренировки навыков, прерафаэлиты иногда пишут натюрморты и простые уличные пейзажи. Что ж, это ей как раз подойдёт. И через пару дней после разговора с Милле, Элизабет приобрела бумагу и карандаши для эскизов. Девушка выбрала те, что использовали в своих мастерских прерафаэлиты. Наличие хороших материалов придавало ей уверенности.
Солнечным ранним утром, покончив с домашними делами, Элизабет уселась на крыльце своего дома.
– Я изображу свою улицу. Что может быть проще? – размышляла девушка, разглядывая ряд деревянных незатейливых домов, вывески паба и мастерской отца, фонари, резкий поворот каменной мостовой. Она прекрасно видела и пропорции, и перспективу – всё то, о чём она не раз слышала у прерафаэлитов. Перед внутренним взором девушки отчетливо представал её будущий рисунок. Он казался очень простым, и Элизабет с воодушевлением принялась за работу.