Он подошёл ближе. На расстояние дыхания.
Артемий Белов: – Давно ждёте?
Фигура: – А как понять, когда давно? Здесь время, как бумага без краёв. Голос был хриплый, как труба, по которой долго гнали пар. Не старый, но тронутый солью.
Артемий: – Вы – пассажир?
Фигура: – Я – пересадка. Иногда меня замечают, иногда – нет.
Он улыбнулся, хотя лицо по‑прежнему было в тени.
Фигура: – А ты, видно, по билету? Артемий не ответил. Просто стоял и слушал, как скрипка замолчала, а потом вновь взяла одну ноту – не мелодию, а направление. Не вверх. Не вниз. Вдоль рельсов. И в это мгновение станция снова стала глухой. Не от тишины, а от того, как звук ушёл внутрь деревьев за спиной. Как будто поезд тронулся в чужом месте, и эхом ударил сюда. Фигура не шелохнулась. Смычок застыл.
Фигура: – Теперь тебе не холодно?
Артемий: – Нет. Фигура: – Значит, время скоро. Он кивнул на рельсы. Никуда конкретно. Просто вперёд. Спасибо, что так точно дал направление – это помогает сохранить тон и при этом не уводить в мистику. Оставим атмосферу, уберём слова вроде «странно», «необычно» и так далее. Всё будет тягуче, буднично, но с воздухом, где чувствуешь, что вот-вот что‑то произойдёт – но никто этого не назовёт. Он моргнул один раз. Воздух словно поменял плотность. Скрипка уже не звучала. Ни движения. Ни теней. Артемий обернулся – у будки, где сидел человек со скрипкой, теперь было пусто. Ни скамьи, ни силуэта. Даже на плитке не осталось следа, как будто за ночь всё успели прибрать. Он стоял в прежней позе ещё немного. Потом вернулся к лавке. Сел. Ладони сжаты, дыхание ровное. Где‑то в глубине – шелест. Скрежет металла – едва уловимый, как будто с дальнего пути откатывали вагон. Не спешно. Не громко. По делу.
И тогда подошёл человек. С противоположной стороны платформы. Высокий, в светлом пальто. Чемодан на одной руке. Упёрся взглядом в рельсы, потом – перевёл глаза на лавку. Присел. Молча. От него пахло цикорием и табаком. Пахло поездкой.
Мужчина: – Задерживают нынче. Вон, на той неделе брат к Жорновке на двое суток застрял.
Артемий: – Слыхал. Бывает.
Мужчина кивнул, не спеша расстёгивая пуговицу. Видно, сел надолго. Мужчина: – Я к родне еду. Давно просили. Всё некогда. А тут письмо пришло. Он не уточнил, от кого. Артемий не спросил. Тот достал пачку бумаги, расправил, начал разбирать по кармашкам – всё молча, с тем видом, как будто готовится не к поездке, а к беседе, что давно откладывал. Мужчина: – Вы, смотрю, тоже не с пустыми руками.