Ты по делу?
Артемий: К родственникам. Мужчина в чёрном кивнул. Медленно. Ласково, будто такой ответ он слышал не в первый раз. Тогда садись, – сказал он. – Здесь в пути не важно, кто куда. Главное, чтоб сел вовремя. Артемий опустился на скамью напротив. Не снимал пальто. Не снимал взгляда. Поезд дышал – в подлокотниках, в полу, в подстаканнике. Всё внутри шло своим ходом. И никто не мешал. Они сидели вдвоём – как сидят не собеседники, а попутчики, те, кто будет рядом лишь одно определённое расстояние. Скрипки не было. Папки тоже. Только чашка на краю стола, из которой уже не поднимался пар. Поезд шёл ровно, чуть покачиваясь, как будто повторяя чью-то старую песню без слов. Артемий опустил взгляд. Пальцы лежали на столешнице, шершавой от лет и полировки. Лёгкий треск шёл из-за стены, где, по всей видимости, перебирали посуду в буфете. Никто не заходил. Никто не звал. Они не говорили. Но пауза не была неловкой. Она была как тишина в лесу перед тем, как хрустнет ветка, – естественная, выжидающая. В какой-то момент человек в чёрном встал. Медленно, будто вспоминал, как это делается после долгой остановки. Оставил чашку, как оставляют открытую книгу. Прогладил край шляпы. Ты ведь всё ещё не знаешь, – сказал он, не глядя. – Но с каждым сиденьем ты будешь узнавать всё больше. Не из слов. Он отошёл – не гулко, не громко. Просто исчез в проходе, растворяясь во всём, что качалось вместе с вагоном. Артемий остался. Доехал взглядом до окна. За стеклом началось: сначала роща, потом – дрожащие провода, потом – зелёная табличка с названием станции. Он её не прочёл. Но понял: путь пошёл дальше. Ему пора было вернуться в купе. Потому что с этого момента – поезд переставал быть просто поездом. Он становился маршрутом, в котором важна каждая скамья, каждая дверь, каждый взгляд напротив. Следующий вагон встречал иным светом. Не желтоватым, как в купе, а блекло-серебристым, словно лампы не грели, а освещали просто ради протокола. Окна были приоткрыты – не полностью, а так, чтобы сквозняк шёл вдоль стены, а не через лица. Артемий прошёл вдоль коридора. Каждый шаг отзывался в полу. Каждая сдвинутая шторка открывала не окно, а кусок воздуха между мирами – в одном поезде он сидит, в другом едет, в третьем смотрит прямо сюда. Он остановился. В середине вагона, у второго купе, дверь была приоткрыта. Внутри сидела женщина. У окна. В платке – выцветшем, будто постиранном не один десяток лет назад. Лицо повернуто в сторону – видно только губы. Они тихо шевелились.