Внезапно из глубины одного из зеркал донесся слабый звук – будто кто-то постучал с той стороны. Агниш резко развернулся. В самом большом зеркале над мольбертом тьма заколебалась, пошла волнами. На мгновение в ней мелькнуло лицо женщины – то самое, с незаконченного портрета. Ее губы беззвучно сложились в слове "помоги", прежде чем образ снова растворился во тьме.
Художник вскочил, опрокинув мольберт. "Ты видел?!" Его голос сорвался на крик. "Она там! Я знал! Она там, в этой… этой…"
"Тьме," – закончил за него Агниш. Его ладонь снова вспыхнула знаком. Теперь он понимал. Это не зеркала перестали отражать. Это душа художника, его внутренний мир, превратился в черную дыру, засасывающую все светлое. Даже память о любимой.
Он поднял руку, и знак засиял ярче. В зеркалах зашевелились тени, будто испугавшись света. Где-то в глубине раздался жалобный стон – то ли художника, то ли его потерянной любви, запертой в этом зеркальном лабиринте горя.
Агниш опустился на колени перед камином. Его пальцы провели по холодному пеплу, оставляя за собой светящиеся следы. "Дайте мне вашу руку," – сказал он, не оборачиваясь к художнику. Голос его звучал как шелест горящего пергамента.
Мужчина колебался, его пальцы дрожали, но в конце концов он протянул ладонь. Агниш взял ее в свои – шершавую, испачканную краской, изрезанную тонкими шрамами от неосторожных движений кистью.
"Смотри," прошептал Агниш и сжал его пальцы в кулак над пеплом.
Вдруг из глубины камина вырвался язык синего пламени. Не теплого оранжевого, а холодного, почти ледяного синего огня. Он лизал их сцепленные руки, но не обжигал – лишь оставлял на коже мурашки, словно прикосновение зимнего ветра.
Пепел закружился, подхваченный невидимым вихрем. И тогда в пламени начали проявляться образы.
Первой появилась она. Молодая, смеющаяся, с кисточкой в руках, обмазанной желтой краской. Художник ахнул – это было утро их знакомства, когда она случайно брызнула краской на его новую рубашку в художественной школе.
"Как ты… Это же…" Его голос прервался.
Пламя переливалось, показывая новые сцены. Вот они завтракают на крошечной кухне, и она кормит его с ложки, смеясь над его недовольной гримасой. Вот он рисует ее спящей на диване, а первый луч солнца ласкает ее щеку. Вот они танцуют под дождем, и капли стекают по ее лицу, как слезы радости.