Вниз по рельсам - страница 6

Шрифт
Интервал



Читая каждое слово, она погружалась в прошлое – светлое и далёкое, словно другой мир. Там были нежность, мечты, обещания, которые теперь казались эхом из другого времени, из другой жизни. Сердце сжималось от боли, но и наполнялось странным теплом – памятью о том, что было, о том, что однажды дарило смысл.


Подойдя к окну, Лера посмотрела на ночной город – огни отражались в мокром асфальте, словно капли разбитого стекла, но всё же искрились, как звёзды. Она вздохнула, глубокий и долгий, позволяя себе почувствовать всю гамму эмоций, которые так долго прятала за маской спокойствия.


В этот момент тишина в квартире не казалась пустой – она была наполнена невысказанными словами, надеждами, страхами. И в этой тишине Лера впервые за долгое время позволила себе быть просто собой – без защитных щитов, без ролей.

Глава 3: Тишина, словно саван

Дверь в квартиру скрипнула, как надтреснутый голос старика, шепчущий: «Ты снова здесь, скиталец? Зачем?»

Андрей толкнул её плечом – беззвучный жест привычки – и шагнул внутрь. Ключи он бросил на полку: они звякнули, как монеты, брошенные в колодец давно потухших желаний. Он не стал разуваться. Не стал включать свет. В потёмках легче лепить маску равнодушия. Легче быть тенью, чем человеком.


Квартира встретила ледяным безразличием. Ни запаха еды, ни гула телевизора, ни звука шагов в другой комнате. Только полумрак, звенящая тишина и промозглый холод – как в склепе, где по ошибке всё ещё числится живой.


Когда-то здесь жило тепло.

Не от батарей – от смеха, от запаха корицы по утрам, от её голоса, звучащего из-за двери: «Ты дома, мой герой?»

Теперь он – и корабль, и шторм, и маяк, мерцающий себе самому.


Он прошёл в гостиную. Предметы застыли в позах молчаливых укоров. Стол с кружевной скатертью, когда-то любовно разглаженной её руками, теперь покрывался пылью, как забытая надгробная плита. Книги – её и его – перемешаны, словно жизни, больше не знающие, где чья.

Словно два языка, разучившиеся понимать друг друга.


Он опустился на край дивана. Тот самый край, продавленный телом, знакомый до боли. Уютная яма одиночества. Потянулся за пультом, но тут же передумал. Телевизор – как обезболивающее для души, но сегодня даже оно казалось кощунством. Звук только подчёркивает тишину.


Он посмотрел на руки.

На костяшках – тонкие рубцы.