С девяти вечера тринадцатого до рассвета четырнадцатого на каждой станции китайские солдаты громко стучали в двери вагонов.
Когда раздался особенно сильный стук, русская женщина напротив громко что-то крикнула. Наверное, что-то вроде «здесь женщины, не шумите!». Я жестами показала, что там, наверное, драка, и что мне страшно. Русская, должно быть, поняла меня и рассмеялась: «Да-да!».
Мы вместе ужинали в вагоне-ресторане. Мне хотелось отблагодарить её, но я не знала как – и подарила бумажный шарик, купленный на Гиндзе перед отъездом. Даже утром она надувала его и радовалась: «Спасибо!». Как ребёнок.
Я думала, что бумажные шары подходят только бледнолицым азиатам, но они удивительно шли и этой русской старушке. Жестами она объяснила, что была учительницей – наверняка из белых эмигрантов.
Разноцветный шарик кружился в воздухе, создавая радостное настроение. Шторы были плотно задернуты. В Хайлар мы прибыли около десяти утра.
«Мы больше никогда не встретимся», – подумала я, и, как только мы разжали руки после прощального рукопожатия, тут же раздвинула шторы, чтобы в последний раз увидеть бодрую фигуру старушки, шагающей по перрону.
До Парижа… да и в столице Франции я встретила много добрых попутчиков. Ничем не могла отплатить им, и мы просто забывали друг друга…
У русского шлагбаума на станции китайские солдаты и американские журналисты о чём-то смеялись, пожимая руки.
По какой-то причине сибирское небо на горизонте казалось очень азиатским, и лица китайцев выглядели удивительно спокойными… Хотя, возможно, у каждой страны есть свои тигры, которых та носит на спине…
В Маньчжурию мы прибыли в полдень. Граница между Россией и Маньчжурией. Снега ещё не было. Редкое японское солнце светило в небе.
«Японское» – вы смеётесь? Но в этом слове была ностальгия…
Здесь меня встретили господин Симидзу из «Майнити» и японец-клерк из бюро. Оба были милыми людьми.
Таможня – вторая после Аньдуна. Пока досматривали багаж, мне поставили штамп в паспорт. На высокой пустынной стене таможни висела большая карта Сибири – напомнило спортзал сельской школы в дождливый день.
Через Сибирь проезжали только мы с немецким торговцем. Пока советские таможенники копались в моём чемодане, китайские жандармы несколько раз спрашивали моё имя, профессию. Проверяли паспорт, конечно, и даже поинтересовались, сколько у меня денег. Это уже были русские.