А завтра… Завтра придется снять наушники. Выйти из крепости звука. Идти туда, где будут ждать «разговора». Где мои крики, мою музыку, мое единственное спасение назовут, наверное, «симптомом». Где попытаются впихнуть меня обратно в их тесную, душную коробку под названием «нормально».
Я прижимаю наушники ладонями сильнее, будто могу вдавить их в череп. Гитара воет соло – протяжное, мучительное, прекрасное. Вокалист завывает в последнем, отчаянном порыве. Барабаны бьют, как молот по наковальне.
Пока играет этот хаос – я дышу. Пока они кричат за меня – я не одна. Пока грохот заполняет вселенную – завтра не наступит. Еще нет.
14 июня. Понедельник. 15:17
Кабинет пахнет пылью и чужим спокойствием. Слишком тихо. Слишком чисто. Кресло слишком глубокое – я проваливаюсь, как в болото. Напротив – Он. Психолог. Улыбка аккуратная, как бумажный самолетик. Глаза внимательные, сканирующие. Ищущие поломку.
Он достает папку. Не цветные карандаши, не куклы. Черно-белые картинки. Пятна. Кляксы. Застывшие сны на бумаге. «Что вы здесь видите?» – голос мягкий, но настойчивый. Ловушка.
Первая картинка. Беспорядочные черные кляксы на сером. Как мой внутренний гул. Как тревога перед сном. «Туча,» – выдыхаю я. Безжизненно. Неправда. Я вижу разбитое стекло. Осколки моего купола. Но говорить это вслух? Нет. Пусть думает про тучу.
Вторая. Что-то струящееся, похожее на крылья или пламя. «Птица,» – лгу снова. Он кивает, записывает что-то аккуратным почерком. На самом деле, это крик. Тот самый, из моих наушников. Застывший, беззвучный, отчаянный. Черно-белый визг.
Он показывает еще. И еще. Я называю: «Дерево». «Цветок». «Маска». Всегда простое. Всегда безопасное. Всегда – неправда. Он пытается выловить что-то в моих глазах, в дрожи пальцев, спрятанных в рукава кофты (да, я в кофте, даже здесь, в душном кабинете). Ищет трещину, куда можно вставить свой инструмент «исправления».
Пытался выяснить, что не так.
Его взгляд говорит: «Где твой сломанный винтик? Покажи мне, и я починю». Он ждет истории про травму, про страх, про что-то конкретное, что можно объяснить, разложить по полочкам, дать таблетку или упражнение.
А всё же так.
Нет одной сломанной детали. Весь механизм другой. Я не сломана. Я просто… собрана иначе. Мой сенсорный мир – перегружен. Звуки режут, свет жжет, прикосновения обжигают, даже взгляды оставляют синяки. Мои эмоции – не ручейки, а цунами. Тишина для меня – не покой, а вакуум, где слышно, как стучит собственная кровь в висках. А этот их «нормальный» мир с его навязчивым блеском, громкостью и фальшивыми улыбками? Он для меня – агрессивная среда. Как кислота.