Голова опущена.
Спина ровная.
Колени дрожат, но не подгибаются.
Смерти не случилось. И это – рана.
Учитель долго молчал.
Потом сказал:
– Завершено.
Обычно после этого следует слово: «принят».
Но не сегодня.
Это была метка.
Пустота там, где должен быть приказ.
Молчание – как точка с вопросом.
Джаан вернулся в строй.
Ни один из нас не сказал ни слова.
Ни взгляда. Ни кивка.
Мы приняли. Как семя, которое не всходит – но питает почву.
…
Оставался Арджан.
Он знал, что его пояс – настоящий.
Без лазеек. Без откатов. Без шансов.
Он вошёл в круг.
Встал, как учили: пятки вместе, дыхание ровное, взгляд – внутрь.
– К-13М, – шепнул Техбаир. – Старый добрый. Надёжен, как смерть.
Но Арджан думал не о поясе.
Он думал о Джаане.
О том, что значит «остаться», когда должен был уйти.
О том, как спасти пятёрку – и не предать Орден.
Он нажал.
Щелчок…
Лампочка.
Маленькая. Красная.
Мигает один раз.
Пустышка!
Он знал. Не потому, что кто-то подсказал.
Потому что чувствовал: Орден не закончил с ним.
Он не ушёл. И это – не спасение.
Это – отложенная воля.
…
Учитель смотрел долго.
Очень долго.
Тишина держалась, как перед грозой.
Потом он сказал:
– Пятёрка 117. Завершена.
– Вы приняты.
– Но помните: пятёрка – это узел.
– А узлы не вечны.
Он исчез.
…
В тот вечер мы сидели на полу казармы. Никто не говорил. Да и что говорить?
Мы выжили. Вместе. И этим нарушили закон, который никто не писал – но все знали.
Джаан тихо положил голову на колени Арджана. Арджан не двинулся. Только накрыл его ладонью. Пятёрка спала, как спит зверь в берлоге: чтобы завтра убить, не распадаясь.
– Бывают смерти, после которых тело живёт. Но его уже не пускают обратно.
После экзамена прошло трое суток. Нас держали в изолированном крыле. Никаких заданий, никаких слов. Только тишина и молитвы очищения. Как будто кто-то вырезал из нас кусок – и смотрел, отрастёт ли обратно.
Леелы не было.
Ни в казарме. Ни на построении. Ни в расписании распределения. Мы ничего не спрашивали. В Ордене вопрос – это слабость. Но мы все ждали. Даже Джаан – он сжимал узел на своём поясе до белых пальцев.
На четвёртую ночь Арджана вызвали в Зал Облачения – место, куда входили только в одиночку и только по приказу.
Там был Учитель.
Он стоял перед нишей, где на стене медленно вращался чёрный трезубец Трехсул Мукх, как будто воздух сам крутил его в молитвенном ритме.