В то утро мама отправилась в больницу за результатами. Вернулась, когда я философски размышляла о жизни и своей нужности в ней. Знала бы я тогда, как всё повернется, и каким атлантом мне придётся стать. Как из всех смыслов останется только парочка. Сама жизнь.
Бесконечный поток мыслей прервал грохот двери. Маленькая женщина, которая всегда была одной из главных фигур в моей жизни, потому что подняла меня одна, пока папа боролся с алкоголизмом, села рядом. Показала листок с цифрами и невнятными словами, но я не смогла сосредоточиться. Пришлось долго и тщательно вчитываться.
– То есть, это он?
– Я не знаю. Будут брать биопсию, цитологию или что-то другое.
Тогда я впервые почувствовала это чувство маленькости. Кажется, что никогда не справишься уже ни с чем, что тебя совсем нет, ты остался где-то там, когда тебя ставили на стул, чтобы рассказать стихотворение. Ты хрупкий, а мир большой. Как слезать вниз – непонятно. И куда подевались все взрослые? Ужасное ощущение, где всё, что ты видишь и слышишь, кажется страшным сном.
Третий лишний подобрался лапами, стал хозяйничать и вносить коррективы. Пока, в конечном счёте, не изменил всю нашу жизнь.
Бог, посмотри, я плачу
Август 2023. Надо мной облачное небо уходящего лета и руки Богородицы. Они вздернуты к тому, кто должен знать, почему происходит так, а не иначе. Неподалеку – храм.
В тот день я отвела сына в детский сад и пришла сюда. День «икс» – сложнейшая операция с удалением опухолей и близлежащих органов. Неизвестно, останется ли она жива, как далеко пробрался третий лишний и есть ли у нас шанс. Есть ли право на жизнь, которое по каким-то причинам пытаются забрать? Что будет завтра? Было страшно так, что пришлось сдаться. Я смотрела на Богородицу, на слепящие купола, ждала открытия храма, чтобы помолиться за единственного человека, который был моим началом, продолжением и самой сутью. Верила ли я? Во всё и ни во что.
Сталь растеклась, «вторая кожа» оголилась, упала на колени и разрыдалась. Сильная девочка, которая так отчаянно старалась уверить всех вокруг: «Да ничего страшного, мы справимся, мы вместе!». На самом деле я чувствовала такое тотальное одиночество, такую ужасающую несправедливость. Эта боль не похожа ни на что. Мне было всё равно, смотрят ли другие. Не было сил, чтобы носить эту маску, потому что не знать, будет ли жить мама – всё равно, что умереть самой. Именно это тогда и произошло. Какая-то часть меня навсегда и безвозвратно умерла. Та наивная и верящая в жизненный баланс, в добро и зло, в то, что происходит только то, что должно. В бесконечность и ясность.