Тело вынудило своим нытьем вспомнить вчерашние подвиги и всю цепь событий, приведших в это место. Оно, напомнило профессору о том, что тело у него есть. Оно болит, оно тяжелое, оно, наконец дышит. Он давно не придавал значения своему собственному телесному существованию. Желание понежиться по-кошачьи чуть не пересилило острую потребность записать ускользающий сон – это мнимое пространство, которое быстро-быстро сворачивалось, детали размывались, терялась последовательность всех событий. Сон забывался, время стирало его тысячекратно быстрее, чем забываются реальные счастливые моменты, в миллион раз быстрее чем забываются трагедии реальной жизни. Сон ускользал от него как ночь на рассвете.
Он черкнул в блокноте – «горы низкие, перспектива, даль и туман, огромное дерево на горе, под ним царь, водопад, купаются девушки, царица идет по горе к царю, золотые кубки, инжир, золотые амфоры и кувшины, гепард подошел, глажу, движение, жизнь, туман рассеялся и полетели над, не видно лицо, вуаль, волосы, кузница и звон». Сергей наш Львович подумал, что быстрее было бы зарисовать ускользающие видения карандашом, но не получилось даже приблизительно. Не сказать, что его очень сильно это удивило – сны запечатлеть ему никогда не удавалось. Он удивлялся якобы запечатленным снам других художников, не верил. Считал осознанными фантазиями на тему снов. Впрочем, соглашался, в чужой сон не залезешь, может и правда они так видят. Рисуя, он опять засомневался – со стороны кого он смотрел этот сон и кто такие все эти фантомы, глазами которых он видел происходящее? Раздосадованный Львович начал злиться. «Наверно я совсем криворукий. Но и задачу я поставил странную – реалистично запечатлеть мнимое. Но тогда разве не иллюзия все искусство, разве оно может быть полным отражением реальности или только правдоподобием в какой—то мере?». Если с реальным пространством и фигурами он как—то справлялся методами привычной перспективы и приемами композиции, то иллюзорные миры не мог показать так, чтобы поверить самому. Не это ли доказательство объективности мира? Сальвадор Дали с его сюрреализмом стал для профессора расчетливым и логичным, композитором, прекрасным, но лукавым артистом.
Возможности сна невероятно любопытны были Сергею Львовичу, хотя это было очень далеко от его профессии. Обожал изучать стройные мысли Флоренского о малоизученных, предсказательных возможностях сна