Назвавшись философом, поэтом, сверхчеловеком или пусть даже самим Иисусом Христом – Тем, Кто принёс миру Меч, человек бросает вызов себе и миру, если исходить, что сказанное не всуе слово обладает колоссальной силой воплощения. Меч – универсальный символ героического начала. Меч способен разделить единое надвое, чтобы два наконец смогли стать одним, и это есть выражение мистического опыта постижения себя и мира (или, как вариант, – себя как мира). Становление двух, таким образом, предполагает распад одного, что предпринимает героическое путешествие на край – туда, где всё обращается в ничто. Этот край есть край крушения всех надежд и отчаяния. Герой, что чувствует себя словно «не от мира сего», будучи раздвоен, обнаруживается в этом странном-странном мире, где всё не то, чем кажется, и где всё постоянно и безостановочно меняется, обнаруживая в переменах драгоценное постоянство.
Поскольку речь о некоем героическом пути, метафорой которого является героическая топика, стоит упомянуть, что мерой героического является «риск». Поскольку герой – фигура промежуточная, полубог-получеловек, получеловек-полуживотное, он рискует всем и ничем: рискует быть поверженным в битве с монстром, что возникает из сна разума и как сон разума. Герой отчасти и сам является монстром, ведь поскольку он объявил войну себе (и этому миру), он борется с собой. В качестве «награды» (в случае победы над «врагом»), могут быть дарованы и власть, и слава, и богатство, и сердце красавицы, и всё это может быть расценено им как атрибуты счастливой жизни. Заполучая их себе в награду, герой как бы уходит в «отставку», оставляя свой героизм в прошлом, кладя его на полку как заслуженный трофей. Получая что-либо в награду, герой обретает спокойную жизнь и, следственно, становится обывателем. Но пока он на «коне», ему не страшно быть никем(низкий страх не свойственен герою, ему свойственен высокий страх – священный ужас и трепет, что, переполняя его, делает его ближе к Богу). Но разве перспектива стать обывателем не есть пугало героя, разве это не есть кошмар?
Если мир – театр (или, как подчас бывает, просто балаган), то правда в том, что тот, кто живёт честно, в согласии лишь со своей совестью, тот рискует попасть в прескверную ситуацию, став жертвой заговора или хитрого обмана. Отсюда значит, что быть честным в мире, где, по известному высказыванию Петрония Арбитра, «все занимаются лицедейством», есть определённо вызов, который не может не принять тот, кто решился быть (не то, чтобы быть кем-то, но просто быть, что немало на самом деле). Коль скоро «мир –театр, а люди в нём актёры», то и актёр – это не профессия, а призвание. Профессиональный актёр – лицедей, имитатор, притворщик, и в этом он, как человек, наиболее откровенен, поскольку не скрывает то, что прячут другие – те, которые не актёры (он не прячет, но наоборот показывает то, что жизнь есть игра), а мир – имитация сцены (ему, напротив, свойственно стремление ко всякой открытости, к искренности, к правде, и он занят тем, что разоблачает, –не только других, но и себя самого). Таким образом, если притворство более-менее свойственно миру, который – тот ещё лицедей, то тот, кто не желает притворяться, выпадает из мира, что есть для него (то есть для меня) лишь условность. Тот, кто словно я, ты, или нам подобный, выпадает из этого механистического мира, тот имеет возможность обратиться к иному, что скрыто от глаз посторонних и никогда не лежит на поверхности. Притворство служит прикрытием «скудных времён», а искренность в этом смысле есть явление праздничное. Жертвуя благополучием и успехом, а также, как это ни странно, статусом живого среди живых, те, что выбирают жить честно и по совести, выбирают тем самым для себя нередко путёвку в загробную страну, чтобы обозревать красоты ада, где разные времена и ландшафты встречаются.