Ратибор, который провел всю ночь в безрезультатных поисках, прочесывая лес квадрат за квадратом, услышал этот крик и ринулся на него, ломая подлесок. Он уже знал, что увидит. Но реальность, как всегда, оказалась во сто крат чудовищнее любых предположений.
Он нашел их – четверых охотников, которых он предупреждал, – в самой гуще Щикавицкой рощи, в овраге, куда редко заглядывало солнце. Они стояли, оцепенев, белые, как береста, с лицами, искаженными гримасами неверия. Здоровенный дровосек сидел на земле, обхватив голову руками, и раскачивался из стороны в сторону, как безумный. Другой, помоложе, блевал в кусты, извергая из себя остатки завтрака и собственного мужества. Старый Фалелей просто стоял, опираясь на свой лук, и из его глаз текли слезы.
Перед ними, на склоне оврага, была развернута новая инсталляция Мясника. На этот раз его холстом стал сам лес.
Тело Лешего – или то, что от него осталось – было распято между двух молодых, гибких сосен. Убийца согнул деревья, натянув их, как тетиву гигантского лука, и привязал запястья и лодыжки духа к их вершинам. Затем он отпустил деревья. Сосны выпрямились с ужасающей силой, и тело Лешего было растянуто в воздухе, в метре от земли. Его суставы вывернулись с тошнотворным хрустом, кожа натянулась до предела, готовая лопнуть.
Он был полностью выпотрошен. Его живот и грудная клетка были вскрыты одним длинным, аккуратным разрезом от горла до паха. Внутренности были вычищены с дотошностью мясника, потрошащего кролика. Зияющая, пустая полость его тела сочилась темной, густой жидкостью, похожей на древесную смолу, смешанную с кровью. Она медленно капала на землю, образуя черное, липкое пятно.
Но самая чудовищная деталь была не на теле.
Выше, на толстой ветке старого дуба, нависавшей над этим кошмаром, висело то, что убийца забрал на этот раз.
Позвоночник.
Он был вырван целиком, единой, длинной, гибкой цепью, от самого основания черепа до копчика. Позвонок за позвонком, каждый был аккуратно очищен от мяса. Белые, блестящие от влаги кости были нанизаны на что-то, похожее на сухожилие, и повешены, как жуткая, кощунственная гирлянда. Конструкция медленно покачивалась на ветру, и позвонки тихо, сухо пощелкивали друг о друга.
Скелет леса. Его основа. Его стержень. Убийца не просто забрал его. Он выставил его на обозрение, как трофей, как насмешку над самой сутью лесной силы.