Слава - страница 44

Шрифт
Интервал


У нас не было времени даже слушать этих мрачных пророков с их неудобными заботами, вопросами и предостережениями. Потому что все просто: разве все эти годы, все эти черные десятилетия мы не терпели поражение за поражением в попытках свергнуть Старого Коня? И разве сама Оппозиция не терпела поражения на подстроенных выборах за подстроенными выборами? А значит, если не Защитники, то кто? И если не в ходе переворота, то как? И если не сейчас, толукути когда?

голоса нездравого смысла: мы никогда не будем готовы

Но еще одна компания зверей даже хуже прежних бросилась на землю и наполнила воздух дурацкими переживаниями, грозя заглушить нашу сладкую песнь радостного ликования. Его нет! Отца Народа свергли! – плакались они. Что теперь с нами будет без него?! Знает ли солнце, как вставать без него?! Будем ли мы прежними без него?! – рыдали они. Потому что, если честно, мы просто не были и не будем готовы к жизни без него. Единственное, к чему мы готовы, – чтобы он правил, пока мы не умрем, и дольше, чтобы наши дети и их дети старели, умирали, а он все правил; они плакались, дураки, рыдали, словно настал конец света, но мы так твердо настроились праздновать и торжествовать, что изо всех сил повысили голоса и затопили их своим шумом, и, сказать по правде, толукути и сами были готовы обойтись с этими жалкими тварями, как Защитники, да, как настоящие дикари, – а то как они смели не только портить нашу радость, но и скорбеть по нашему угнетателю прямо у нас на глазах, безо всякого стыда, и как они смели забыть, что все мы жили в Джидаде и не могли вздохнуть в Джидаде под его тираническим правлением?

толукути кошмар

На второе утро после рассвета мы проснулись в недоумении. Всем нам приснился, всем до одного – каждому джидадцу в одно и то же время, – коллективный сон, и в нем Старый Конь стоял на самой высокой каменной башне среди руин Джидады, нашем почитаемом национальном памятнике, построенном многие тысячи лет назад[33], толукути взирал на нас и на землю с видом совершенно величественным и несвергнутым, неуязвимым, как на пике славы, и медали Власти украшали его могучую грудь, и сам Господь держал над его головой яркий флаг Джидады, и угольно-черное копыто было воздето в его классическом жесте непокорности. И мы наблюдали, как он указует копытом на облачное небо и повелевает своим именем солнцу встать, – и солнце встало и разогнало тучи; и тогда он повелел ему передвинуться, чтобы не слепить ему глаза, – и солнце быстренько нашло другое место; и тогда он поднял пронзительные очи к флагу и завел старый революционный национальный гимн Джидады с «–да» и еще одним «–да» – и мы один другого скорее вытянулись по струнке, и подхватили песню без приказа, и во весь голос спели гимн, как еще не пелся ни один гимн на свете.