Я попытался подползти к нему, чтобы закрыть собой, сделал несколько рывков вперёд, однако руки не слушались. В какой-то момент сознание просто отключилось. Что произошло дальше, помню смутно.
Хохот. Скрип двери. Едкая гарь, которая лезла и в нос, и в глаза. Потом свет. Чьи-то шумные разговоры и свежий воздух.
Нас спасли воспитатели… Как оказалось после, вовремя они подоспели неспроста —Сашка, тот самый мальчик с ожогом на лице рассказал воспитателям о сарае и именно благодаря ему мы остались живы.
Я и Глеб попали в больницу. Лишь там, я узнал подробности нашего спасения. Оказалось, что Сашка побежал не к дежурному воспитателю, а прямиком в кабинет к самому директору – Петру Семёнычу. Он ворвался без стука, крича так, что слышно было по всему коридору: «Они убьют их! В старом сарае! Горят!» Именно этот отчаянный вопль, заставил взрослых очнуться и сорваться с места.
Но минутное прозрение не спасло от проверок и наказаний.
Резонансный случай навёл много шума. Руководство частично сменили, некоторые воспитатели уволились и ходили слухи, что кого-то даже посадили.
Маяк, Гризли и остальные парни, участвовавшие в избиении, куда-то исчезли. Одни говорили, что их распределили по разным детским домам, другие – что их тоже посадили, в колонию для несовершеннолетних, ведь по возрасту они подходили для наказания. Но точно никто не знал.
«Главные» после такого разгрома поутихли, прекратили свои издевательства и залегли на дно, потому что исчезнуть вслед за Маяком и прочими никто не хотел.
В детском доме стало безопаснее. Многие изгои расправили плечи, в том числе и Сашка. Некогда запуганный мальчик, ставший нашим спасителем, поверил в себя, начал улыбаться, а вскоре и вовсе обрёл истинное счастье – новую семью.
Мы с Глебом были рады за него. И пусть нам не повезло, так же, как и Сашке, мы тоже остались счастливы. Шайка от нас отстала и после больницы, мы наконец-то зажили спокойно. Я перестал дёргаться от каждого звука, а Глеб…думаю он стал ещё увереннее, сильнее.
Хотя понятие «силы» было относительным… Иногда по ночам Глеб вскакивал от кошмаров, молча садился на кровать, сжимая кулаки так, что костяшки белели. А я, проснувшись от его резкого движения, лежал без сна, вспоминая запах гари и хохот. Но днём мы держались. Мы ходили по коридорам с высоко поднятой головой, и теперь не мы, а бывшие «главные» шарахались в сторону, избегая встречных взглядов.