.
Стрелки не двигались. Циферблат был исписан не цифрами, а именами:
«Михаэль»
«Эхо»
«Лунарий»
«Ты»
Последнее – на месте «12» – медленно исчезало.
Пустышка прикоснулась к стеклу.
Где-то далеко, за гранью реальности, кто-то усмехнулся.
Тишина сжимала виски, как тиски.
Пустышка повернула голову – откуда-то сверху доносилось тиканье. Нет, не тиканье – цоканье.
Тук-тук-тук.
Тонкие, будто ледяные спицы стучали друг о друга в такт её шагам.
– Кто там? – её голос разбился о пустоту.
Ответа не было. Только ритм – навязчивый, как сердцебиение.
Она зажмурилась (хотя не была уверена, есть ли у неё веки).
– Я не знаю, где я. Не знаю, кто я. Но…
Её пальцы сжались в кулаки.
– Я не хочу исчезать.
И тогда – смех.
Тонкий, детский, будто из-под земли.
Тук-тук-дзинь.
Лестница в никуда
Стук спиц усилился.
Перед ней материализовались ступени – чёрные, как обугленная бумага. Они вели вверх, хотя понятия «верха» здесь не существовало.
Пустышка подняла ногу.
– Если я упаду…
Мысль оборвалась. Падать некуда.
Она шагнула.
Ступени гнулись под её весом, словно были сотканы из теней.
С каждым шагом:
Воздух густел, превращаясь в чернильную жижу.
За спиной закрывался проход – будто пространство затягивало швы.
Стук спиц теперь звучал внутри её черепа.
Ты идёшь туда, откуда не возвращаются, – шептало эхо.
Дверь
Наверху лестницы висела дверь.
Простая, деревянная, с потёртой медной ручкой.
На ней – табличка: «Глава 2. Чёрный Зал»
Буквы были выжжены, будто кто-то приложил раскалённое перо.
Пустышка протянула руку.
– Подожди.
Голос позади.
Она обернулась.
Зеркало снова стояло там, где не было ничего.
В нём – она, но с лицом.
Губы отражения шевельнулись:
– Ты уверена, что хочешь вспомнить?
Дверь скрипнула, приоткрывшись сама.
Из щели потянулся холод – не простой, а высасывающий тепло из костей.
цок-тук-дзинь.
Спицы торопили.
– Нет пути назад, – сказала Пустышка (или это сказало отражение?).
Она шагнула в проём.
Дверь захлопнулась.
На месте, где она только что стояла, осталась капля чернил.
А затем – тишина.