– Не бойся, в тумане никто не заметит наш скромный дымок, клянусь Геркулесом! – успокоил меня наглец.
Я хотел выговорить ему в который раз за неосторожность, но понял, что мои увещевания окажутся бесполезны, такой это человек, беспечного и лихого нрава. Для себя я решил, что в случае чего совру вилику, будто решил сам подремонтировать старую хижину, чтобы иметь летом место для уединения, избавиться от суеты и гомона большого дома. Надо будет прихватить сюда кое-какой инструмент и доски, – решил про себя, чтобы сделать обман совсем уж правдоподобным.
Приготовив казавшийся мне вполне удачным путь к отступлению, я прошел в дом, и принялся выкладывать принесенные дары на стол – первым делом достал лампу и глиняную бутыль с маслом, потом разложил запеченные в золе яйца, хлеб и два куска сыра, извлек флягу с вином. Вслед за мной в хижину явился Философ с кастрюлькой на длинной ручке, в которой вскипятил воду.
– Верно, ты опасаешься, что мы можем навлечь на тебя опасность, наш юный друг, – вздохнул Сенатор. – В юности люди обычно добры сердцем, смелы и щедры. К примеру, я знал Суллу в молодости, он был человеком веселым, смешливым и даже жалостливым, случалось мне видеть слезы у него на глазах. Но власть сделала его не просто жестоким – а изощренно жестоким, теперь его забавляет сама возможность распоряжаться чужими жизнями. Он включал три дня подряд в проскрипционные списки подлежащих казней, три дня переводя своих противников из списка граждан Рима в свои списки мертвых. А потом объявил с усмешечкой: якобы он сейчас переписал всех, кого мог вспомнить, а тех, чьи имена он запамятовал, он внесет в список в другой раз. Я видел, как расправились с Марком Гратидианом. Его буквально разрезали живого на части, а затем вырвали несчастному глаза. – Сенатор оскалился: – Моего племянника зарезали на глазах его матери, когда несчастная предлагала убийцам свои драгоценности. Ожерелье они тоже забрали… Убийца проскрибированного, принеся голову в доказательство расправы, получал два таланта[16] серебра, а раб – свободу. Доносчикам тоже полагались подарки.
– Слышал я, что в списки попал Гай Цезарь из патрицианского рода Юлиев, еще почти ребенок. – Философ разлил по глиняным чашам горячую воду и вино.
– Да, это правда. За юношу вступились женщины из его родни, просили чуть ли не каждый день, но Сулла ни за что хотел уступать…